— Пойдёмте-пойдёмте, — сказал Буревой и провёл нас дальше, в капитанскую рубку. — Вот здесь и живу…

Так. Ну а вот тут можно даже сказать, что чисто. С одной стороны вдоль окон приборная панель с кучей тумблеров, ручек, рычагов и стрелочных индикаторов. Тут же и штурвал. А вот с другой стороны импровизированная жилая зона. Расстеленный ко сну диван, стол с чайником и кое-какой посудой, стопка книг на полу… и стул-гардероб ещё! Точь-в-точь такой же у нас с Агафонычем на катере был.

— Присаживайтесь, — Еремей притащил нам с Ярышкиным два табурета.

Воткнул чайник, похлопотал насчёт посуды и выкатил на стол блюдо с баранками. Чайник отщёлкнул уже спустя половину минуты, — видать кипел совсем недавно, — и Катя Буревая разлила нам сперва кипяток, а потом и заварку.

— Сахару? — спросил Еремей.

Потом чуть задумался — решал насчёт уместности своего следующего предложения. Однако потом всё-таки махнул рукой, достал из кармана бутылку водки и игриво подмигнул.

— Или по маленькой?

— Я пас, — сказал я.

— А я дерябну, — откликнулся Агафоныч, поймал на себе мой взгляд и спросил: — Чего?

— Гхым-гхым, — будто фокусник, из другого кармана Буревой достал складные стопки, начислил себе и барону, а потом присел на расстеленный диван рядом с Катей. — Даже не знаю с чего начать.

— Начните с начала, — подсказал я.

— А и то правда, — кивнул Буревой и поднял стопку. — Ну…

— Ну, — согласился Агафоныч, мужчины выпили. — Ху-у-ух, — и рассказ таки начался:

— На «Ржевском» я служу вот уже тридцать четыре года. Застал, так сказать, его лучшие дни. Мы же не всегда здесь стояли. Мы же…

…ходили по Москва-реке. Прежний владелец теплохода, барон Коростовский, получил «Ржевского» от своего отца. Который, в свою очередь, приобрёл его на аукционе за бесценок, ноо-о-о-о…

Но на самом деле надо начать с ещё более ранних событий. Тут реально надо по порядку. Дело в том, что пускай в этой альтернативной реальности не было привычных мне смут и революций, но свои зарубы всё равно случались. И самая свежая из них — переворот, который чуть было не провернул род Юсуповых.

Князь тогда заручился поддержкой других семей, которые ныне уже вычеркнуты к чёртовой матери из истории, и на несколько дней реально перехватил власть. Действующий император от дома Романовых бежал из Москвы, чтобы перегруппироваться, собрать союзников, — в числе которых и предок князя Волконского, кстати, — а потом вернуться и забрать своё. История как бы не ахти какая захватывающая, без инновационных сюжетных поворотов.

Зато в эти самые дни смуты один героический гвардеец, — тот самый Ржевский, — времени зря не терял. Именем нового правителя он реквизировал государственный пароход, — что уже интересно, — быстренько оборудовал ту самую бронированную комнату, — что ещё интересней, — а затем каким-то совершенно непонятным образом погрузил на него золотой запас Империи и отчалил в сторону Твери.

И так рьяно рвался на свободу, что случайно прорвал блокаду Юсуповых.

Почему «случайно»? Ну потому что Ржевский при этом раздолбал «Вандала» так, что тогда-ещё-пароход начал тонуть и пришлось ему срочно причаливать к берегу. А там, на берегу, по какому-то удивительному стечению обстоятельств как раз шли войска Романовых. Хэппи, мать его за ногу, энд.

— … уже тогда говорили, что «Вандал» восстановлению не подлежит, — вещал Еремей Львович. — А после того, как он тучу лет простоял у берега, его вообще решили с молотка пустить в качестве металлолома. Мол, лишь бы кто эту железяку уже поскорей распилил и убрал с глаз долой, чтоб не мешалась. Вот тогда-то Коростовский и подсуетился, — тут капитан вздохнул с доброй улыбкой на устах и добавил: — Хороший мужик был. Настоящий дворянин…

Барон оказался не просто патриотом. У него был фетиш на историю Империи и одновременно с тем на флот. К-к-к-комбо, как говорится. Так что вместо того, чтобы избавиться от «Вандала», он на свои собственные средства восстановил судно, модернизировал его, переименовал во «Ржевского» и устроил на борту музей. Тут важная деталь — ЧАСТНЫЙ музей.

— Получается, что я первым капитаном «Ржевского» оказался, — гордо заявил Буревой, но тут же поник. — И последним… Эх… А ведь целых четырнадцать лет по городам ходили! И в каждом собирали толпу! Вот только невыгодно оно было всё равно. Барон вкладывал в нас куда больше, чем мы приносили.

— А что потом?

— Как «что»? — удивился Еремей. — Помер. А сынок его, — капитан махнул рукой и разлил по второй стопке. — Урод, ну вот честное слово…

За «урода» не чокались.

Буревой выпил и продолжил свой рассказ. Технически, с этого момента я мог бы сэкономить время и достать всю информацию из его головы менталом. Да только Еремей Львович расслабился в нашем присутствии и теперь по ходу дела столь искусно матерился, что слушать его было одно удовольствие. Не грязно и через слово, а прямо вот точечно. Образно. Метафорично. Хлёстко.

— Батя хоть куда мужик был! Как топор в мясо — *** и дело с концом! А этот, ***, тык-мык, тык-мык! Не человек, а мокрая вата в кулаке: сжал вроде, а только **** поймёшь есть он там или нету его. И не выкинешь ведь, и на **** не пошлёшь! Наследник же, **** мать! А в кого, ***⁈ Старший-то Коростовский из палки стрелял и медведя валил, а этот ***, ****, ****, той же самой палкой в жопу себе тычет и причитает, мол, ***, ох как неудобно!

Ну просто феерия какая-то!

— Лучше б он его на стенку сбрызнул, чем такую гниду…

— Дедуль, — иногда Катя одёргивала деда, когда он совсем уж уходил от сути.

— Да ничего-ничего, — тут же вмешивался Агафоныч. — Продолжайте, нам интересно…

Во-о-от… А суть, минуя похабщину, вот в чем: яблочко упало с яблони уже насквозь гнилым. И мало того, что младший Коростовский по сравнению с батей оказался сволочью, он ведь до кучи ещё и тупой сволочью оказался. Подумал, погадал, и пошёл качать свои права в Министерство Культуры. Мол, какого хрена достояние Империи содержится за счёт одной семьи? Непорядок, мол.

И случилось с юным бароном горе от ума. Московское Министерство пообещало финансовую поддержку, оформило «Ржевского» как государственный музей и постановило ему отныне быть