– Селена Леонардовна, я вас умоляю! – закричал Айхенбаум. – От этих подробностей у меня мурашки по спине… Яша, пригласи Селену танцевать! – шепнул он.

– А ты с Жанной? – нахмурился Сидоров.

– Да, а потом ты с Жанной, а я с Селеной…

– Вот они, мужчины, – все за нас решают! – усмехнулась Жанна. – А я с вами не хочу танцевать…

Она демонстративно подошла к Николаю Ионовичу, на которого никто не обращал внимания, и увлекла того в круг.

Вблизи от Гурьева пахло валерьянкой.

– Николай Ионович…

– Да, Жанночка?

– Николай Ионович, это несправедливо! – вырвалось у нее. – Вы замечали, как неправильно устроен мир?..

– Увы! – вздохнул тот и покосился на Нину.

– Может быть, попробуем изменить его?

– О чем вы, Жанночка? – уныло спросил Гурьев.

– Пересветов, тебя Климовск вызывает – подойди, пожалуйста! – крикнул кто-то из коридора.

У Жанны между лопаток пробежали мурашки.

– Идите к ней, Николай Ионович! – яростно прошептала Жанна ему на ухо.

– К кому, Жанночка? – растерянно спросил тот.

– Господи, да вы как дитя малое… – Она толкнула его в сторону Нины, которая сидела на окне одна, глядя вниз, где переливался огнями в ночных сумерках проспект.

– Жанна! – спохватившись, позвал ее Айхенбаум.

– Русик, я сейчас… – Жанна, не оборачиваясь, скользнула в коридор.

Пробежала по пустому коридору до комнаты, в которой располагался информационный отдел, осторожно заглянула внутрь.

Юра был один.

– …хорошо, я вам перешлю все после праздников по электронной почте. Не за что. Да, и вам того же… С наступающим. Всего доброго… – он положил трубку.

Жанна скользнула внутрь и закрыла за собой дверь.

– Юра, умоляю, выслушай меня!

– Что за таинственность?.. – недовольно пожал он плечами.

– Юра… – Она подбежала к нему, схватила за плечи. Печальные темно-зеленые глаза смотрели на нее растерянно и удивленно. – Юра, я тебе должна кое-что сказать!

– Это срочно? Послушай, сейчас не совсем удобно…

– Юра… – точно заклинание Жанна вновь повторила его имя. – Есть одна вещь, которую ты должен знать. Мне кажется, если ты об этом узнаешь, то все будет по-другому…

– О чем я должен знать? – тихо спросил он. Телефон за его спиной затрезвонил, но он, не оборачиваясь, снял и снова положил трубку на рычаг. – Я тебя слушаю.

– Я. Тебя. Люблю, – раздельно произнесла Жанна.

В лице Пересветова что-то дрогнуло.

– Ты слышишь? Я тебя люблю… – Жанна хотела обхватить его за шею, но он отвел ее руки.

– Жанна, не надо.

– Но… почему? – удивилась она. – Я тебе не нравлюсь?

– Ты мне очень нравишься. Ты… Наверное, нет такого человека, которому бы ты не могла понравиться. Но ты меня не любишь.

– Что?! – возмутилась Жанна. – Да я только о тебе и думаю все последнее время!

– Это каприз…

– Какой еще каприз?

– Твой! Твой каприз. Я – твой каприз, Жанна.

– Я не понимаю… Но что в этом плохого?

– Для тебя – ничего. Но скоро я тебе надоем, и ты меня бросишь. Так что давай не будем тратить времени.

– Да что ты такое говоришь! – Она толкнула его в грудь. – Ужас какой-то… бред! Я тебя люблю, я никогда тебя не брошу!

Пересветов улыбнулся уголками губ – дивное, иконописное, строгое лицо, на которое невозможно было смотреть без волнения.

– Мы очень разные. Мы никогда друг друга не поймем. Да, ты красива, но твоя красота для меня будет наказанием… Неужели ты не понимаешь, что ты можешь выбрать другого мужчину? Богаче, интересней, умней?.. Да ты… Ни один артист, ни один дипломат, ни один банкир не устоит перед тобой!

– Ты – самый интересный и умный… – Слезы неожиданно полились у Жанны из глаз. – Ведь есть любовь… Ты хоть знаешь, что это такое?.. Тут уж ничего не имеет значения – ни деньги, ни слава… Ничего!

– Ты необыкновенная женщина. – Пересветов взял Жанну за руки и повернул их ладонями вверх. – Я совру, если скажу, что ничего к тебе не чувствую… Но я ни за что не поверю, что ты вот этими своими ручками будешь варить для меня борщ и стирать мои рубашки… Нет, это ерунда – есть стиральные машины и кафе, в которых можно перекусить, – тут же поправил он себя. – Но я не представляю тебя в роли своей жены. Несколько дней, ну, может быть, недель безумного счастья – а потом я тебе надоем. Я ведь очень обыкновенный человек, Жанна, и не стыжусь в этом признаться.

– А кого ты видишь своей женой? Нину? – мрачно спросила она. Там, за дверью, раздавался хохот и гремела музыка.

– Да, Нину, – спокойно согласился Пересветов. – Мы, кстати, уже договорились с ней, что весной… ну, в общем, весной мы собираемся пожениться. Только это пока секрет.

Жанна вытерла слезы.

– Она плохая, эта твоя Нина, – с ненавистью произнесла Жанна. – Она тебя убьет.

– Что? Жанна… – Пересветов тихо засмеялся. – Ты как ребенок… Нет, я понял – ты просто пьяна! Ну зачем ей убивать меня?

– Не в прямом, а в переносном смысле. Потому что… Ах, господи, да у вас с ней все на расчете держится! Называется – встретились два одиночества…

– А что в этом плохого? – усмехнулся он. – Говорят, браки по расчету – самые крепкие. Нина меня понимает, а я – ее. Нам очень хорошо, спокойно вместе. Нам нравятся одни и те же вещи, мы одинаково думаем.

– Она начинает фразу, а я ее заканчиваю… – иронично произнесла Жанна.

– Да, именно так, – легко согласился Пересветов.

– Но это – не любовь! – яростно возразила Жанна. – И, вообще, любят не за что-то, а… любят, потому что любят! И тут уж не важно, какой человек – умный или глупый, красивый или некрасивый… Для любви нет причин! А если они есть, эти причины, то это уже не любовь, а расчет.

– Но ты мне так и не объяснила, что плохого в расчете? – Юра тоже уже начал злиться.

– Потому что жизнь – одна! И никто не говорил, что любовь – это счастье… – Жанна вся дрожала от какого-то возбуждения. – Но она – как истина! Та высшая истина, ради которой можно пойти на смерть! А ты о каких-то удобствах… Ты знаешь, что об этом говорил апостол Павел?

– Нет, – покачал головой Юра, с сожалением глядя на Жанну.

– Вот послушай… – Она прижала пальцы к вискам и закрыла глаза. – Я это наизусть помню, слово в слово: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всякую веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто».