Сегодняшняя ночь получилась особенно трогательной. Хозяйке леса пришлось аж восемь раз спускаться под воду, чтобы провести ритуал и сейчас она шла и пересказывала Яну эти волнительные моменты.

Он понимал, что лучшей возможности заполучить Дею, ему может и не представиться. Осталось всего две ночи, после которых романтический флер начнет постепенно развеиваться. Дея снова погрузиться в свои рутинные обязанности Хранителя, его отзовут в замок и меж ними опять появиться отчужденность, мучающая его уже много недель.

Он колебался, боясь нарушить ту стройность и созвучность, что образовалась меж ними за эти пять ночей. Ему требовался подстегивающий стимул, и он возник, как боль после падения. Этот стимул стоял на вершине небольшого холма, что возвышался за Деиным домом. Темная фигура Влада нечетко, но все же читалась в утреннем молочном марев. Он наблюдал.

Действовать. Немедленно, не раздумывая, пока она его не заметила, а там будь что будет, решил Ян и резко развернув Дею спиной к холму, обрушил на нее весь свой пыл.

Сначала ничего не произошло, девушка просто замерла в нерешительности. Правда, придя в себя, она попыталась высвободиться из объятий, но бросив короткий и требовательный взгляд на друга, увидела, что у того в глазах уже полыхает пурпурное солнце желания. То ли, это пламя перекинулось и на нее, то ли, пять лирических ночей сделали свое дело, а только отбивалась она уже как-то неубедительно, скорее по инерции.

Разгорячившейся Ян, смял своим решительным натиском ее слабую оборону. Он яростно целовал Дею, вжимаясь в ее тоненькое тело, будто хотел пройти сквозь него. Беспорядочно шарил руками по плащу в поисках лазейки, а когда его руки нащупали мягкий живот под тонким, прохладным платьем, его дыхание сорвалось на хрип.

Дея тоже дышала часто, порывисто, словно задыхалась от собственной агонии. Ее тонкие и ловкие пальцы нашли застежку плаща и когда он упал на землю, Яна охватила эйфория. Он подхватил ее на руки и чуть не бегом кинулся к дому.

Взлетев на второй этаж, он ногой открыл дверь в спальню и опустил свое сокровище на кровать. Переводя дыхание, Ян стал медленно расстегивать рубаху, затем шнуровку на кожаных штанах, мимоходом сбрасывая ботинки. Дея смирно лежала на постели, изучая его горящими, шальными глазами. Он стянул штаны и, оставшись в одной расстегнутой рубахе, приблизился к ней, касаясь тонкого вязаного одеяния. Она казалось, ждала с нетерпением этого прикосновения, тело ее дрогнуло и потянулось к Яну. Он же, не веря в реальность происходящего, осторожно и мучительно медленно провел ладонями по ее ногам, приподнимая подол.

— Ян… — прошептала Дея, когда он приподнял ее, чтобы снять подарок русалок.

Парень приложил палец к ее губам и опустил на кровать, подводя свои руки под ее поясницу. Она была словно куколка, хрупкая и тонкая спина Деи, целиком умещалась на его ладонях.

Ян уловил оттенок нерешительности в ее взгляде, но им уже полностью овладела уверенность в том, что Дея должна принадлежать именно ему. И он взял ее, взял, как ему казалось всю без остатка.

Сквозь собственное прерывистое дыхание он слышал ее неровные стоны, потом она замерла, притихнув, а через несколько шумных ударов сердца, снова вскрикнула и обмякла.

Этот ее возглас и безвольность особенно взволновали Яна. Тот час и по его телу пробежала судорога, а голова упала на Деено плече.

Он не желал размыкать эту тесную, и казалось такую прочную связь, потому и пролежал без движения, уткнувшись в белое покатое плече, пахнущее костром и яблоками, пока не ощутил новый прилив желания.

Почувствовав, что тело Деи тоже напряглось, отзываясь на призыв, он снова заставил ее подчиниться своей воли. И снова был этот короткий возглас и эта волнующая слабость. А потом они просто лежали. Она смотрела на него припухшими затуманенными глазами, он расплетал навязанные русалками косички и гладил ее белый, мягкий живот. Они не говорили, просто смотрели и изучали друг друга с новой еще не знакомой им стороны.

Густые сумерки уже просочились в мрачное поместье Кариев, погружая комнату с красными обоями во мрак. Белеющая в призрачной темноте фигура пошевелились, свешивая с кровати ноги.

— Проснулась, наконец? — спросил Влад, стоявший у распахнутого окна.

— Если ты чего-то еще хотел, мог бы и разбудить, — пропел тонкий мелодичный голосок.

— Дура ты, Ула, — проговорил Вед, задумчиво глядя в окно.

Голая девица с излишне нарумяненным щеками обиженно уставилась на него.

— В тебе столько жизненной энергии, а ты так вульгарно ее растрачиваешь, — пояснил Влад, словно мог видеть лицо девушки. — Глупости это.

— Эти глупости сделали меня богатой и желанной для многих, очень многих. Даже ты вот не смог мне отказать.

— От тебя разве отвяжешься? — усмехнулся он.

Девица встала и, подойдя к нему, обвила свои умелые руки вокруг его бедер, но Влад брезгливо отбросил их.

— Достаточно, Ула, — огрызнулся он, — я не в настроении.

— Какой-то ты уж больно мрачный, Влад.

— Это мое перманентное состояние.

— Не-е-ет, мой сладенький, я тебя за десять лет не часто таким видела.

— Ты меня любым видишь не часто, слава твоей занятости.

Ула кокетливо поиграла с занавеской, прислоняясь к подоконнику.

— Расскажи мне о своей красотке, — попросила она. — Весь город только и говорит о том, что мраморный Влад ни с того ни с сего, решил выгораживать новую Хранительницу, которую народ за что-то невзлюбил, — она лукаво улыбнулась, а ее взгляд говорил, что от нее бесполезно прятаться. — Я уж думала, что мой единственный друг так и будет до скончания времен утолять голод с помощью этой трески!

— Трески? — Влад непроизвольно улыбнулся.

— Как еще назвать пресное тело этой добродетельной ведьмы.

Влад устало вздохнул.

— Ула, ты получила, что хотела?

Девушка закивала, растягивая сладострастный рот в широкой и довольной улыбке.

— А теперь будь другом, отстань.

— А твоя зазноба, видимо, моим мастерством похвастаться не может, — провоцировала девица, желающая, во что бы то ни стало выпытать интересующие ее подробности.

Влад покачал головой, понимая, что поддается на провокацию, но от Улы так просто отделаться было невозможно, и он это прекрасно знал. Она была его единственным другом среди людей. Еще в ученические годы, он заметил азарт и любовь к жизни в этой простой с виду крестьянской девки. Она хотела попробовать все, испытать себя на прочность, ее подстегивали амбиции, и он немного помог непоседливой девчушке встать на ноги. Просто дал ей денег, когда она осиротела. Девчонка купила себе приличное платье, повозку и чахлого конька, а затем уехала. Вернулась она через три года, в собственной коляске с запряженной в нее породистой тройкой.