под именем Джон Саттер. Стремясь создать сельскохозяйственную империю, он поселился на территории, которую мы сегодня называем районом залива. В то время Сан-Франциско был скромным торговым пунктом с гаванью, в котором проживало около тысячи человек.

В 1848 году договор Гваделупе-Идальго положил конец Мексиканской войне и привел к аннексии Калифорнии Соединенными Штатами. В том же году один из работников Саттера обнаружил на участке золото. Саттер попытался скрыть находку, отчасти для того, чтобы самому насладиться всеми благами, а отчасти потому, что предчувствовал негативные последствия для своих фермерских интересов. Но сокрытие оказалось невозможным. Газета San Francisco Examiner опубликовала слух о золоте, и в 1849 году в Калифорнию прибыло до ста тысяч человек. Некоторые разбогатели, большинство - нет. Другие поняли, что другой, менее авантюрный путь к успеху - это предоставление услуг "49ерам". Одним из них был Лиланд Стэнфорд. Стэнфорд построил успешный торговый бизнес и в течение двух лет был губернатором зарождающегося штата. Но наибольшую известность ему принесла его современная роль в создании Центральной Тихоокеанской железной дороги в 1861 году. Затем Central Pacific построила участок от Сакраменто до Промонтори-Пойнт в штате Юта, где в 1869 году она соединилась с Union Pacific и таким образом завершила первое железнодорожное сообщение между восточным и западным побережьями США. В честь этого события Стэнфорд вбил золотой колышек в том месте, где железная дорога преодолела Скалистые горы.

А Джон Саттер? Его опасения, что его земли будут захвачены старателями, были вполне обоснованными. Он продал свои доли, чтобы погасить долги, возникшие в его теперь уже нелегких сельскохозяйственных предприятиях. Чтобы еще больше усугубить ситуацию, суд аннулировал земельный надел, полученный им при испанском правлении. Он удалился на Восточное побережье, чтобы оплакать свои потери и подать прошение в Конгресс о возмещении ущерба, и до своей смерти все еще отстаивал свою правоту.

Но сегодня имя Стэнфорда ассоциируется не столько с бароном-разбойником позолоченного века, сколько с университетом, носящим его имя. Стэнфорд одарил то, что, по его замыслу, должно было стать сельскохозяйственным колледжем, пожертвованием, которое сегодня может быть эквивалентно 1 миллиарду долларов. А столетие спустя преподавание и исследования Стэнфордского университета в областях, далеких от сельского хозяйства, сыграют центральную роль в развитии "Силиконовой долины".

Ни Саттер, ни Стэнфорд не могли представить себе последствия своих решений, и в этом суть радикальной неопределенности. Они последовали за длинной чередой исследователей и предпринимателей, которым приходилось принимать решения в тумане неопределенности. Вслед за открытием золота в Америке и инвестиционным бумом в железные дороги журнал The Economist писал в 1853 году: "Удивительно быстро сейчас идет прогресс общества... но куда приведет этот прогресс и где он закончится - разве что в лоне Всевышнего, откуда он начался, - человеческое воображение не в состоянии представить". Возможно ли, что вероятностный подход к оценке вероятностей является вероятным? Возможно ли, что вероятностные рассуждения могут занять место такого воображения?

В следующей главе мы опишем "вероятностный поворот" в человеческой мысли и то, как постепенно расширялась сфера применения этих идей. В начале XXI века руководители банков не были бы одиноки, обнаружив, что оценки вероятностей в их моделях не имеют никакого отношения к результатам в мире. Вопросы, которые они и их регуляторы считали разрешимыми - и решенными - загадками, в конце концов, оказались тайнами. А повседневный опыт, как простых граждан, так и государственных деятелей, как потребителей, так и руководителей, показывает, что в жизни гораздо больше тайн, чем загадок.

 

Часть

II

. Приманка вероятностей

 

Глава 4. Мышление вероятностями

 

Вероятностный поворот" в человеческом мышлении начался, когда шевалье де Мере, заядлый игрок, обратился за советом к математику и философу Блезу Паскалю. Паскаль, в свою очередь, проконсультировался с еще более выдающимся французским эрудитом Пьером де Ферма. Результатом обмена письмами между Паскалем и Ферматом зимой 1653-4 годов стал первый формальный анализ вероятности.

Историки математики рассуждали о том, почему открытия Паскаля и Ферма появились так поздно в истории человеческой мысли. Некоторые из самых лучших и оригинальных математиков , когда-либо известных, жили в классических Афинах. И афиняне играли в азартные игры. Почему им не удалось связать свои математические способности с обычным времяпрепровождением? В конце концов, с точки зрения математики, теория вероятности не очень сложна.

Платон искал и находил истину в логике; для него существовало резкое различие между истиной, которая была аксиомой, и вероятностью, которая была всего лишь мнением человека. В досовременной мысли не существовало такого понятия, как случайность, поскольку ход событий отражал волю богов, которая была детерминирована, хотя и не была полностью известна. Средство устранения неопределенности можно было найти не в математике, а в более глубоком понимании воли богов. Поэтому действия, которые кажутся нам абсурдными, такие как осмотр внутренностей жертвенных животных или обращение к оракулу, использовались на протяжении тысячелетий. Следы этого подхода сохранились и сегодня, среди тех, кто следует астрологии, читает чайные листья или придает значение предсказаниям гуру, которые, как считается, имеют привилегированный доступ к знаниям о будущих событиях.

Таким образом, не только математическое выражение понятия вероятности является современным, но и само понятие вероятности как количественного выражения вероятности одного из нескольких возможных исходов. Даже в XVIII веке Эдвард Гиббон мог написать о переходе Ганнибала через Альпы: "Хотя рассказ Ливия имеет больше вероятности, все же рассказ Полибия имеет больше правды" и (в отношении утверждения о том, что армия побежденного императора Иовиана была снабжена провизией победившими персами): "Такой факт вероятен, но, несомненно, ложен".

Что имел в виду Гиббон? Слова "доказать", "вероятный" и "утвердить" имеют общий корень. Это родство не очевидно, если судить по тому, как мы используем эти слова сегодня. Но эта родственность была очевидна для средневековых писателей - и для Гиббона, - для которых "вероятный" означало что-то вроде "одобренный большинством правомыслящих людей". В эпоху, когда истина устанавливалась религиозным или светским авторитетом, такие здравомыслящие люди вполне могли отказаться смотреть в телескоп Галилея на том основании, что церковь постановила, что то, что он утверждал увидеть, не может быть там.

Когда в 1660 году было основано Королевское общество, главный научный орган Великобритании, его девизом стало "nullius in verba", что сегодня неофициально переводится как "никому не верь на слово", - решительное утверждение примата эксперимента и открытий над аргументами авторитета. Современная идея вероятности была в значительной степени частью развития научного мышления в семнадцатом веке; такое мышление было необходимым условием для промышленной революции и беспрецедентного экономического роста, который она породила. Развитие