Ему казалось, что она стала участницей одной из этих «до и после» телепрограмм, которые когда-то так любила смотреть его мать.

На Елене были джинсы бледно-голубого цвета длиной до икр и длинный серебристый топ с открытыми плечами, из-под которого выглядывали лямки бюстгальтера лилового цвета. В самой по себе одежде не было ничего такого особенного, но вместе с отлично подобранными украшениями, чер ными туфлями на высоких каблуках и прической, которая кричала «только что поднялась с кровати»…

Перед ним стояла прежняя Елена, девочка-сорванец, но теперь очень женственная и соблазнительная.

И эта красавица через два дня станет его женой.

– Дорогая моя, ты выглядишь потрясающе, – сказал Габриель. – Ты хорошо провела день?

– Спасибо, замечательно, – мило улыбнулась Елена, но он прекрасно понимал, что скрывается за этой улыбкой.

Убедившись, что все покупки доставят в его апартаменты, Габриель вывел Елену из магазина, и они направились к его машине.

Габриель получил неожиданную, но очень приятную новость о том, что один из ближайших соратников Иньяцио может быть подкуплен, но эта новость стала вдруг не такой важной, как женщина, сидевшая рядом с ним.

Габриель еще раз искоса глянул на Елену. Ее щеки порозовели, а глаза просто искрились.

– Тебе и в самом деле понравилось, – заметил он.

– Да, – кивнула Елена. – Не думала, что поход по магазинам может доставить столько удовольствия.

– А как ты обычно покупаешь себе одежду?

– Я забегаю в магазин и тут же выбегаю из него в надежде, что мне подойдет то, что я выбрала.

– Ты единственная дочь в семье. Почему же тебя не одевали как принцессу?

– Я всегда хотела быть мальчиком, как мои братья, и ненавидела, что отличаюсь от них потому, что я девочка.

– Думаешь, все было бы по-другому, если бы рядом с тобой была твоя мать?

– Не знаю. Я не помню ее.

– Мне очень жаль, – ответил Габриель, вспоминая женщину-шведку, у которой всегда были наготове улыбка и партия горячих тефтелей. Наверное, Елене исполнилось всего два года, когда ее мать умерла. – Она была чудесной женщиной.

– Ты знал ее? – потрясенно спросила Елена.

– Конечно. Наши семьи дружили, и наши матери были очень близки.

– Я этого не знала. – Вдруг ее глаза зажглись яростью. – Если они были такими хорошими подругами, могу представить, как огорчилась бы твоя мать, если бы обнаружила, что ты вынуждаешь меня стать твоей женой.

– Мы никогда не узнаем ответ. У моей матери помешательство, и смерть отца только ускорила этот процесс. Бывают дни, когда она совсем не узнает меня. – И в этом была вина отца Елены, а следовательно, и ее тоже.

Скрытая красота Елены после похода к стилисту, может, и поднялась на поверхность, но этой поверхностью все и заканчивалось.

Потому что внутри она была Риччи до мозга костей, и он всегда будет помнить об этом.

Елена почувствовала неимоверное облегчение, когда наконец у нее появилась возможность связаться с отцом по голосовой почте.

– Привет, папочка, это я. Я сейчас в Нью-Йорке. Отдыхаю, следуя твоему совету. – Она наигранно рассмеялась, встретив непроницаемый взгляд Габриеля, наблюдавшего за ней. – Ты не поверишь, кого я встретила вчера вечером. Сына Альфредо Мантенья. Я решила остаться в Нью-Йорке еще на неделю, чтобы погулять по городу. Кристи побудет вместо меня. Надеюсь, у тебя все в порядке. Чао.

Елена положила трубку, а потом совсем отключила телефон и бросила его в сумку.

– Ну? – с вызовом посмотрела она на Габриеля через обеденный стол. – Я была убедительной?

– Если оценивать по десятибалльной шкале, я бы поставил тебе пятерочку, – протянул он, поднимаясь на ноги. – Посмотрим на твое выступление сегодня вечером. Сможешь ли ты дотянуть до восьмерки.

Они отправлялись в другой известный ресторан, оккупированный журналистами, что приводило Елену в такой же восторг, как и плавание в бассейне, кишащем акулами.

Она натянуто улыбнулась Габриелю и направилась к лифту. Внутри Елена еще раз окинула себя оценивающим взглядом и осталась довольна. Она осталась в блестящем топе, но надела другие брюки ярко-красного цвета и серебристые сандалии на низеньком каблучке.

– Ты делаешь успехи, – одобрительно кивнул Габриель.

Но в его глазах промелькнуло что-то еще, и впервые в жизни Елена пожалела, что у нее нет опыта общения с мужчинами, чтобы понять невысказанные слова Габриеля.

– Рада, что тебе понравилось, – коротко ответила она.

Елена ни на секунду не верила, что он находит ее привлекательной.

Ему нужно было только ее тело, но не ее душа. Он хотел заполучить дочь Иньяцио, и, если бы у нее были сестры, любая из них подошла бы для исполнения его коварного плана.

Поймав в зеркале еще один взгляд Габриеля, она поспешно отвела глаза. Он смотрел на нее так, как тогда в магазине, когда ее привели к нему, словно заново переделанную куклу.

Елена смотрела в пол и убеждала себя, что между ними ничего нет. Что она не может испытывать влечение к такому жестокому человеку.

– Ты готова? – спросил Габриель, когда лифт остановился на первом этаже.

– Нет.

– Прекрасно. – Он взял ее за руку и повел к машине.

Они ехали молча. Водитель находился за стеклянной затемненной перегородкой, поэтому нужды в наигранном обожании не возникало.

Когда они подъехали к ресторану и дверь машины открылась, Елена поняла, что журналисты знают, кто она такая.

Ее ослепили вспышки десятков камер.

Габриель вышел из машины первым и, минуя журналистов, подал ей руку. Он обнял ее за талию и повел в ресторан.

Елена была абсолютно не готова к осаде журналистов, которые выкрикивали вопросы насчет их отношений, и в страхе прижалась к Габриелю.

Когда они уселись за столик, она с удивлением заметила на лице Габриеля чувство глубокого удовлетворения.

– Тебе доставляют удовольствие подобные вещи?

– Я сталкивался с вещами похуже. – В его глазах промелькнула ярость. – А их присутствие здесь – гарантия того, что завтра твой отец будет пить кофе, разглядывая фотографии, где запечатлена его дочь в моих объятиях.

Именно в этот момент Елена осознала, что Габриель искренне верил, что ее отец подставил Альфредо, и считал себя невиновным в преступлении, за которое провел в тюрьме целых два года.

Но ведь ее отец не мог так поступить со своим лучшим другом.

Конечно, она не была такой наивной, чтобы считать, что ее отец ни разу не нарушил правила, но он не мог пойти на преступление, в котором его обвинял Габриель.