Он закинул вторую в предусмотрительно застеленный багажник, сел за руль, закурил и счастливо рассмеялся.

11 лет назад

– Ты бы поела, – отец приходил уже четвертый раз.

– Не хочу.

Я лежала на краю кровати. Окна были зашторены, и, кажется, уже не первый день.

– Лера, я прошу тебя, – отец присел рядом. – Мне очень нужно уехать, а я не могу оставить тебя в таком состоянии.

– Пап, я в порядке. Просто не голодна.

– Уже третий день? Я понимаю, Артем был твоим другом, но… После похорон ты совсем скисла.

– Я в порядке, – повторила тупо.

– Тогда докажи и спустись поесть, – взял меня на слабо отец. – Дома только свои, Аню и Марию Васильевну я отпустил на несколько дней. Марина готовила сама, старалась, приготовила твой любимый пирог. С абрикосами.

Мне не хотелось есть, но я понимала, что в покое меня не оставят. Поэтому поднялась и протопала к двери. Папа удовлетворенно шел следом, больше не предполагая попыток к разговору.

За столом уже сидел Макс. Тетя Марина порхала по дому, радуясь возможности накормить всех вокруг. Когда я вошла, она на мгновение замерла, и, улыбнувшись мне ободряюще, вновь занялась своими делами. За такую тактичность я была ей благодарна. Этот даже не взглянул на меня, и я не могла понять, обрадовалась я этому или расстроилась. Тряхнула головой, прогоняя глупые мысли. Не нужны мне его взгляды. Даже после того, что было после гибели Артема и на похоронах.

Вспоминаю, как рыдала, уткнувшись носом в пиджак сводного брата, как слушала биение его сердца и успокаивалась, как чувствовала его ладонь на своем затылке так, словно он пытался закрыть меня от всего мира, как подхватил меня на руки, когда я начала терять сознание на кладбище, и унес до окончания прощальной церемонии… Все это было, как в тумане, словно не со мной, и словно не этот холодный человек был рядом все это время, поддерживал и помогал.

Я ковыряла вилкой в тарелке, когда отец, отложив столовые приборы, сообщил:

– Лера, Максим, мне нужно уехать на время по работе, – он внимательно посмотрел на нас. – И я хотел бы взять Марину с собой. Если вы скажете, что сейчас вам нужна поддержка, и вы хотели бы, чтобы она осталась, конечно, так и будет.

– Мы справимся, – сказал Макс, и мне опять почудилась насмешка в его словах.

– Лера? – папа перевел на меня выжидающий взгляд.

– Езжайте, – буркнула я. – Со мной все в порядке, говорила же.

– Ты уверена? – тетя Марина дотронулась до моей руки, и я едва сдержалась, чтобы не высказаться в том же духе, как я бы высказалась в таком случае отцу.

– Да, все отлично, – заверила я. – Правда.

Они уехали к вечеру. Я провожала их, стоя на пороге, а когда такси, спешащее в аэропорт, скрылось за поворотом, села на ступеньки нашего дома и уткнулась лбом в колени. Жуткие картинки ожидаемо поплыли перед глазами. Каждый раз, когда я оставалась один на один с собой, мне виделось искаженное смертью лицо Артема. Стоило бы постараться избежать этого, но я специально вызывала его образ под веками. Мне казались правильными эти самобичевания. Так я наказывала себя за то, что не оказалась рядом, что теряла голову с человеком, которому на меня плевать, когда мой лучший друг умирал.

Я всхлипнула, пытаясь удержать в себе рвущиеся наружу рыдания. Какая нелепая, ужасная смерть!

– Вы с ним спали?

От неожиданности я подпрыгнула, обернулась и увидела прислонившегося к кирпичной колонне Макса.

– Это не твое дело, – я отвернулась, устремив свой взгляд на садящееся за лесопосадку солнце.

– А по мне ты так же убивалась бы?

– С чего бы мне по тебе убиваться? – недоуменно спросила я.

– Ни с чего, – он закурил, и я почувствовала запах тлеющего табака, приправленного смолами и никотином.

– Ты что-то хотел? – не выдержав, поинтересовалась я.

– Хотел сказать, что сегодня буду поздно.

– Зачем ты мне это говоришь? – я поднялась с намерением зайти в дом, диалоги с этим всегда утомляли меня. – Можешь вообще не возвращаться. Мне все равно.

Я проходила мимо него, когда резко выброшенная рука впечатала меня в дверь. Щекой я почувствовала прохладное лакированное дерево, а дверная ручка больно врезалась в живот. Этот держал меня сзади за шею, не давая мне вывернуться из его рук.

– Отпусти меня, псих!

– Ты не умеешь быть благодарной, избалованная девчонка, – выплюнул он мне в лицо. – Не ценишь хорошего отношения. Не можешь принять то, что ошибалась насчет меня. Ограниченная, глупая дура, которая не видит элементарного: у тебя остался только я. Твой отец решил, что работа важнее дочери; моя мать решила, что твой отец важнее, чем ты; твои друзья… А где они вообще? Кто у тебя был, кроме твоего дорогого Артема? Дай-ка угадаю: никого. И в итоге у тебя остался только я, твой ненавистный кошмар. Как тебе такое? А? Можешь не говорить, я знаю сам. Ты в ярости.

Он резко отпускает меня и идет в дом. Я ошарашенно смотрю ему в спину и вдруг понимаю, что он прав. Во всем и сразу. По каждому пункту. Возможно, я изначально была к нему несправедлива. Но сейчас я действительно в ярости за то, что произошло между нами в тот вечер, и за то, что именно этот человек стал моей опорой после. Он не имел права так поступать со мной, но все же ведь это Макс оказался рядом, когда я нашла Артема, он был рядом на похоронах, он забрал меня оттуда и сейчас он просто пытался поступить правильно. Для чего? Из чувства вины, или чтобы унизить меня еще больше? Я… так запуталась.

– Макс! – я рванула за ним. – Макс, я…

– Что ты? – он обернулся. – Высокомерная стерва ты, вот кто.

– Ты прав, – я посмотрела прямо в его серые огромные глаза. – Я высокомерная стерва. Но даже в этом случае ты не имел права на то, что сделал! Не имел! И рядом ты был только из-за того, что тебе стыдно было за то унижение, которое… которому…

– Что-то я не заметил, чтобы ты была против! – он шагнул в мою сторону и секунду мне показалось, что он меня сейчас ударит.

– А разве ты спрашивал? – вопреки здравому смыслу я тоже пошла в наступление. – Нет, ты все решил сам!

– То есть, ты злишься, потому что я тебя не спросил? – он сделал еще один шаг ко мне и опять навис надо мной бурей, которая вот-вот разразится.

– Да, представь себе! – мне захотелось его ударить.

– А если я спрошу? – он склонил голову на бок, и во мне что-то конвульсивно дернулось.

– Что спросишь? – вдруг онемевшими губами уточнила я.

– Разрешения, – его ладонь скользнула по моему предплечью, вызывая во мне ураган ощущений. – Ты ведь хочешь, чтобы я спрашивал.