Мирелла не раздумывала. Она закричала:

– Нет!

Никто не слышал, как она вошла. Крик ее застиг подручного врасплох, и он выпустил Пана. Мирелла подхватила мальчугана немедля. Пан обвил ее шею дрожащими руками. Мирелла выбежала с ним из дому, не внимая крикам хирурга, пророчащего гангрену.

К врачу ребенка не снесешь. Он врачевал лишь городскую знать да изредка – разбогатевших крестьян, с коих драл за свои услуги три шкуры. Мирелла дошла до сарая и уложила Пана в кормушку. Он был без памяти. Затем пошла за ведрами – своими и Пана.

Воротившись в сарай, увидала она, что кровь уже не течет, но всё бедро сильно вздулось. Пана мучила лихорадка.

Вечером, выдавая еду, член магистрата окинул мальчика взором.

– Нам нужен новый водонос, – сказал Бедвик.

– Да ладно тебе, Бедвик, – возразила Мирелла, – и этот оправится.

– Да он скоро подохнет, – ответил Бедвик. – А коли и нет, хромой будет. Лучше сразу другого взять.

Член магистрата отер лоб. Изнурительный зной путал мысли. Конечно, запасы найденышей на смену водоносу были обильны. Но слишком уж малы и тщедушны были прочие в их ораве. Много трудов ушло у него в прошлый месяц, дабы выискать средь них годного пострела – чтоб был повыше ведер, которые ему таскать. Не по нраву ему было менять водоносов так скоро. И других забот хватало.

– Раз этот жив, будете покамест обносить и его участок, – объявил он. – Через несколько дней поглядим, сумеет ли он вернуться к работе.

Водоносы всячески выказали возмущение. Едва член магистрата ушел, они попытались завладеть пайком Пана, ибо мальчик, верно, слишком слаб для трапезы. Но Мирелле удалось отставить и сберечь его миску.

Она окатила рану струей чистой воды и омыла всё его хилое тело, дабы сбить лихорадку. Потом стала напевать считалочку своего сочинения. И дуть на лоб, остужая его. От того дуновения да от водоноскиного голоса мало-помалу Пану стало покойнее. Он заснул.

Мирелла кончила петь, и в тишине послышался шорох. Теперь уж она знала, что́ так шуршит. Крысы. Ничуть не сбежали они от жары, как помстилось горожанам. Лишь попрятались на день. Но едва закатилось солнце, завладели Гамельном. И в тот вечер шуршали они еще громче прежнего.

На постигшее Гамельн нашествие уже нельзя было закрыть глаза. Крысы объявлялись повсюду: в сундуках, за дверцами посудных шкафов, под кроватями, на потолочных балках. Всюду ставились ловушки, клался яд. Но на место одной убиенной твари являлся десяток новых. Они чинили разорения в погребах и кладовых, пачкали всё пометом. Стоило одному грызуну проскользнуть в бочонок сушеной рыбы, и уже весь бочонок шел в помои.

Женщины, особенно после заката, не знали, куда и ступить. Крысы проныривали меж их пышных юбок и, прежде чем их успевали оттуда выдворить, добирались до самых ягодиц. Во всякий час юницы вдруг подпрыгивали, пронзительно взвизгнув, и подымали юбки. Иные завидовали мужчинам из-за узости их штанов, куда грызунам не пробраться.

Потом крысы стали драть мелкую живность. Горожане находили в курятниках клоки цыплячьего пуха. Следом пришел черед крольчат. Матери стали бояться за младенцев. Подвешивали люльки повыше. Но и тогда не были покойны, ибо вредители умели карабкаться по стенам и балкам.

Столь лютым было нашествие, что жители столпились пред каланчой и стали взывать к бургомистру. Заслышав из сарая шум толпы, Мирелла вышла поглядеть, что творится. Пан еще лежал, не подымаясь, но рана на бедре его была чиста, и вспухлость спала.

Бургомистр вышел из своих чертогов и поднялся на помост. Его сколотили заново после празднества: иначе как вешать очередного мошенника или плута? Новый настил, толстый, дубовый, был в два раза крепче. И пока не поддавался грызунам.

Бургомистр облачен был в атлас и кружева. Какое-то время стоял он пред толпой в молчании столь значительном, что народ мало-помалу стал утихать.

– Жители Гамельна! – воскликнул он наконец. – Стенания ваши достигли моих ушей. Но, не отчаявшись пред лицом столь пагубного бедствия, я подготовил отпор. Я назначил истребителей крыс, кои очистят улицы от вредителей.

По толпе прошел одобрительный гомон.

– Истребители сии хорошо вам знакомы: это наши гамельнские водоносы, кои наделяются отныне новой обязанностью! – гордо провозгласил бургомистр.

Бургомистр потерпел уже немало убытков из-за крыс, уничтоживших добрую часть его припасов. А потому не намерен был отсыпать звонких флоринов наемным крысотравам. Отчего и явилась ему светлая и простая мысль: прибегнуть к тем рукам, что уже есть у него в услужении задаром. Члены магистрата принялись рукоплескать, а следом за ними – и охваченная общим ликованием толпа. Мирелла у ворот сарая тихо вздохнула.

Затем бургомистр торжественно, будто жалуя орден, вручил водоносам по увесистой палке. Как же, думала Мирелла, таскать ее зараз с двумя ведрами и где улучить время, разнося воду по двум участкам города, чтобы еще и изводить в них крыс.

Но замечательнее всего было то, что сказал бургомистр в заключение: дабы новые обязанности принесли крысобоям заслуженную славу, убиенных крыс они будут носить вокруг пояса как трофеи. Толпа вновь рукоплескала.

Бургомистра на помосте сменил священник. Он пообещал отслужить особую мессу, на коей горожане сообща смогут умолять Господа об избавлении от сей напасти.

– И помните, – прибавил он, – капканы и крысоловки действенны, лишь если осенить их крестным знамением с поминанием святой Гертруды Нивельской[5].

Все расходились приободренные. В тот же вечер бургомистра посетило второе озарение. Супругу его беспрестанно кусали крысы, что было прискорбно. И оттого явилась ему мысль. В столовой зале выставлен был старый доспех его деда. Бургомистр облачился в сию надежную броню, не исключая и шелом, дав себе зарок не снимать ее, покуда в городе кишат грызуны. Супруга подтвердила, что вид у него в таком наряде весьма доблестный. Жаловаться она не стала, даже когда муж лег в постель в полном боевом облачении. Всё равно по ночам крысы нападали пуще всего – до того, что с утра она просыпалась вся в царапинах, на перепачканных кровью простынях.

* * *

Мирелла избегала укусов без большого труда. Лохмотьев было на ней так мало, что грызунам и не влезть под ткань. Да и на ногу она была быстра: ежели меж ступней оказывалась крыса, Мирелла увертывалась, прыгнув в сторону. Одного она боялась: как бы грызуны не напали на Пана во сне. Днем ему хватало мочи отгонять их. Ночью же Мирелла спала вполглаза, настороже.

По первым дням водоносы забавлялись своей новой работой. Но палки оказались слишком скудным оружием против врага: крысы были юрки и проворны. Прикончив несколько штук, водоносы обвешивались трофеями и гордо ходили, болтая трупами на поясах и задирая нос. А запасы зерна и снеди продолжали таять.