К счастью, когда они въехали на длинную подъездную аллею, дождь пошел на убыль. Из-за туч выглянуло солнце, ярко осветив благородные пропорции дома. Золотые лучи подсвечивали высокие трубы, бликами отражались в стрельчатых окнах. Зелень лужаек переливалась изумрудом, в спокойной воде пруда оживленно крякали утки. Эмбер замерла.

– Господи… какая красота, – выдохнула она, когда машина остановилась у крыльца.

Услышав нотку удивления в ее голосе, Коннел сжал челюсти. Скорее всего, она поумерила бы восторг, если бы знала правду о его прошлом – о страдании и боли. Чувство одиночества до конца не покинуло его.

– Согласен, – кивнул он, окидывая взглядом дом.

Окруженный большим парком исторический особняк нечасто выставляется на продажу. Коннел до сих пор не мог поверить своей удаче: выгодная сделка в Лондоне позволила сделать это очень выгодное приобретение. В годы юности, задыхаясь от ярости на несправедливое обвинение, мог ли он представить, что когда-нибудь станет крупным землевладельцем? Тогда тюремные двери грозились захлопнуться за ним на долгий срок.

Заглушив мотор, Коннел бросил взгляд на стопку листов в открытой сумке Эмбер. Его привлек не текст о принце Люке – хотя он с удовольствием отметил, что Эмбер выполнила домашнее задание, – а витиеватый орнамент на полях страницы, пробудивший воспоминание.

– Я видел похожие рисунки в квартире в день знакомства.

– Ты рылся в моих вещах? – насторожилась Эмбер.

– Они торчали из-за дивана. Твои?

– Чьи же еще?

Не обращая внимания на агрессивный тон, Коннел прищурил глаза:

– Они показались мне интересными, а некоторые очень хорошими.

– Не стоит льстить. Это просто каракули.

– Никогда не говорю того, что не думаю. Почему каракули?

Она пожала плечами, но решила продолжить:

– Я много рисовала, когда мы жили в Европе. Мать занималась своими… делами. Когда переехала к отцу, он дал понять, что мне не стоит тратить на это время – шестилетний ребенок умеет так же размазывать краски по бумаге. – Она улыбнулась с горечью. – Вместо того чтобы стать художником, я вышла в общество, чего от меня и ожидали. Рисунки были сделаны давно. У меня не хватило сил их выбросить.

На секунду Коннела захлестнул гнев от выражения беспомощности и обиды в ее глазах. Почему взрослые так намеренно жестоки к трудным подросткам, или они просто не знают, как себя вести с ними? Впрочем, может, с ней всегда было непросто? Однако в этот момент Эмбер выглядела как мечта любого подростка – возбуждая эротические мысли, поверх мокрой блузки на узкие плечи накинута объемная куртка.

– Позже покажу тебе дом, чтобы ты освоилась перед приемом. Сначала сними с себя мокрую одежду, – сказал он и тут же пожалел об этом. Обычно такие слова мужчина говорит женщине перед тем, как заняться любовью. Мысленно ругая себя, он вышел из машины и открыл ей дверь.

Кутаясь в куртку, Эмбер прошла за ним в просторный облицованный дубовыми панелями холл с широкой лестницей, ведущей на второй этаж. У стены стоял огромный контейнер с белыми цветами – их должны были расставить по вазам. Эмбер слышала голоса женщин и звук радио.

– Последние приготовления к приему, – ответил Коннел на невысказанный вопрос. – Познакомишься с персоналом потом. Идем, покажу твою комнату.

В мокрой, прилипшей одежде Эмбер должна была замерзнуть, но она не чувствовала холода. Горячая кровь бурлила в жилах, стук сердца отдавался в ребрах, когда она шла наверх за Коннелом. Эмбер почти не замечала деревянного резного декора и картин на стенах – она не сводила глаз с идущего впереди мужчины. Черные вьющиеся волосы на вороте кашемирового свитера, мускулистая фигура, – он был в своей стихии, полностью контролировал ситуацию. Эмбер не могла сказать того же о себе. Впервые она пасовала перед мужчиной, обращавшимся с ней как с провинившейся школьницей. Прежде она всегда владела собой. Эмбер вспомнила оскорбительные, но справедливые замечания в свой адрес: холодная, фригидная, Снежная королева. Однако в присутствии Коннела она не леденела, а таяла…

Толкнув дверь в спальню с окнами в парк, он поставил чемодан на пол.

– Здесь тебе будет достаточно удобно, – коротко заметил он.

Эмбер огляделась и вдруг почувствовала себя неловко наедине с мужчиной. Она была благодарна Коннелу за великолепную комнату с тяжелыми бархатными портьерами и широкой кроватью с балдахином. Она понимала, что должна задать вопросы о предстоящем приеме, но не могла думать ни о чем, кроме его чувственных губ и волевого подбородка.

– Когда я буду нужна тебе? – спросила она дрогнувшим голосом и облизнула пересохшие губы.

– Спускайся вниз около семи – покажу тебе картину. Принц прибудет в восемь пятнадцать – его расписание выверено до минуты. Предупреждаю, что опоздание недопустимо, когда имеешь дело с лицами королевской крови.

– Я буду вовремя, Коннел. – Эмбер сняла куртку и протянула ему, неохотно расставаясь с легким запахом его одежды. – Спасибо, что одолжил.

Однако Коннел не взял куртку. Он стоял, словно окаменев. Глаза яростно сверкали из-под черных ресниц.

– Знаешь, Эмбер, прекрати делать это, – тихо произнес он. – Я дал тебе несколько шансов, но мое терпение не безгранично – я сделан из плоти и крови, как любой другой мужчина.

– О чем ты?

– Не прикидывайся, – сказал он с ноткой раздражения. – Многие роли тебе отлично удаются, но невинность не из твоего репертуара. Будешь таращить на меня зеленые глаза и облизываться, как кошка, увидевшая мышь, и я буду вынужден поцеловать тебя, хочешь ты этого или нет.

Эмбер в недоумении посмотрела на него.

– Зачем тебе целовать меня, если не хочешь?

Он засмеялся опасным, незнакомым ей смехом. Эмбер чувствовала себя неумелым пловцом на мелководье, не замечающим надвигающейся мощной приливной волны.

– Ты не в моем вкусе, кроме того, я твой начальник, но это не значит, что я не хочу тебя.

Его откровенное вожделение в сочетании с собственным волнением придали Эмбер смелости. Подняв подбородок, она посмотрела с вызовом.

– Если так сильно хочешь меня поцеловать, почему не сделаешь этого?

– Не переношу курящих женщин.

Возникла пауза.

– Но я не выкурила ни одной сигареты с того дня, когда приходила в твой офис.

– Правда? Почему?

Стоит ли говорить правду? Потому что ему был противен ее запах, и она почувствовала себя грязной. Кроме того, хотела доказать, что это ей по силам. Коннел Девлин сделал то, чего не сумели два очень дорогих курса психотерапии, – она бросила курить в один день окончательно и бесповоротно.

– Потому что по природе я очень послушная женщина. – Она кокетливо взмахнула ресницами. – Разве ты не знал?