никто не видел. Ну, точнее, не долго…

Находчивая девчонка, чьего имени я даже не спрашивал, предусмотрительно поднесла мне какой-то порошок и нереально крепкий чай.

— Я постирала вашу одежду и сделала всё, что вы любите. Трижды…

Она намекала на усердный ротик, а потому я не удивился слабому треску в голове и уж точно не ожидал всего лишь лёгкого шума в ушах. И это от двух валявшихся бутылок.

— Прости за грубость…

Я покосился на вышибленную дверь и прожжённый лежак.

— Ничего, Ваша Светлость. У щедрого мужчины даже бьющая рука кажется лёгкой. Не говоря уже про милостивого хозяина…

Уловив привычный алчный намёк, сердце, наконец, угомонилось и кислород с болью попал в лёгкие, до треска за ушами и бликов в глазах, растянув альвеолы густой мазутой трущобного воздуха.

— Я понял… на любовь и не рассчитывал.

Рука не нащупала кошелёк. И всё же, пускай был и не обязан, но имидж не спрашивал, спал ты со шлюхой или чьей-то женой. Лучше заплатить свою цену, чем потом усмирять бунты.

— Прости, кошелёк не брал, но мне нужна секретарь. Думаю, Альфред уже приходил тебя проверять на заразность, так что ты знаешь к кому обратиться.

Девчонка обижено насупилась и бросила в меня штанами.

— Спасибо за милость, хозяин. У меня пятеро братьев, так что я не в праве отказаться, но…

Девочка сжала простыню, но не смотря на смущение подняла на меня добрые, не лгавшие глаза.

— Рассчитывали вы на любовь или нет, но не каждый господин приходит мертвецки пьяным к простой шлюхе с цветком и мячом для детворы.

Она вновь смутилась, но на душе от чего-то потеплело. Руки не были в плену чьих-то чресл и грудей, но этими словами девчонка согрела больше, чем в обнимку с просто голой шлюхой.

Я улыбнулся.

— Ну… тогда ты знаешь, что делать.

Я неспешно убрал простынку с ног, а девчонка отпустила соскользнувшую по ней невесомую ткань.

— Заклинание требует разрядки, но…

Я погладил пристроившуюся милашку по щеке и с улыбкой закатил глаза.

— Потом сходим куда ни будь только вдвоём…

Дождавшись её пленительных губ, мне не хотелось возвращаться к боли, но не смотря на влюблённость милашки, я любить мог только ту, что оставил там…

За серой фрактальной пеленой.

В глазах запекло, смешав зрачки в сизо-бурый ураган и словно взбитую яичницу, всё моё сознание выплеснулось на адски горячую сковороду сокрытого прошлого.

Не знаю, как мы выбрались из толщ стискивающего снега, забивавшего и горло, и нос, но рядом уже мирно потрескивал костёр.

— Ле… ра…

Огонь поглощал очень тоскливый взгляд, но даже отблески пламени не скрывали то, как сильно померк свет в её глазах.

— Привет, милый…

Вокруг была непроглядная лесная глушь, воровавшая у оцепеневшего мирка даже солнечный свет. Над головой кружили снежинки, просыпаясь сквозь наспех созданный настил, а под спиной отвратительно кололи сосновые иголки.

И всё же…

Стоило пошевелиться, как я чуть не потерял сознание от боли.

— Лежи спокойно, милый… у тебя слишком много ран.

Единственное, что я понял сквозь шелест переломанных костей, так это то, что милая была на удивление цела. Впрочем, заодно ещё и убедился, что магия ни черта не лечит, когда от неё это нужно…

— Послушай, Рой…

Лера была почти, как не живая. Уголки её рта непривычно осунулись, а лицо казалось мрачнее тучи.

— Спасибо, что спас… без твоего тёплого сердца мне было не выжить.

— Любовь греет…

Я не удержался от улыбки, когда она коснулась моего лица тёплой тряпочкой и стёрла со лба испарину.

— Ты прав… прости, но нам стоит пока притормозить. Нас вытащили меченные, но…

Она едва не заплакала, но утерев навернувшиеся слёзы, с каким-то отвращением в глазах закусила губу до крови.

— Прости, но мне нужно побыть дома…

— Твой дом со мной…

— Не в этот раз. Прошу, милый… просто пойми.

Я знал, что она лжёт. Просто чувствовал это той самой жгучей частичкой души, но той же частью понимал, что не стоит спорить.

Лера же мрачно кивнула и не удержав слезы, тихо поцеловала мою изрезанную кисть.

— Я… я люблю тебя… Рой. Просто помни это.

Она щелкнула пальцами, а я оказался на больничной койке с переломами от лавины.

— Вот это точно моё…

Я вновь открыл глаза на «элитное жильё». Нос помнил запах больницы, как будто это было вчера, но дальше просматривать память уже не имело смысла.

Я всё помнил и так.

Вот только у меня никогда не было домика в горах… как и той милой Лериной улыбки на свеженьком фото.

Словно это было не со мной, а с двойником.

— Но как…?

Я посмотрел на девчонку, уже мирно уснувшую у моих ног и строгим взглядом прогнал подглядывавшую мелюзгу.

— Спасибо и за это…

Я поднял милашку на руки и уложил в постель.

— Надеюсь, ты придёшь… я буду ждать.

Мир 10

— Всё готово?

В трубке повисла тишина, но ровно через три секунды на другом конце хрипло прочистили горло.

Я со спокойно душой повесил трубку и включил экран.

— Ребекка, милая, рад тебя слышать.

— А ты знал, что у Светки…

Жёнушка как всегда меня не слушала, но её голос успокаивал, загружая голову типичной ерундой.

— О боже мой! Джуди, вы на связи!?

Новости мелькали и пестрили флагами, иногда сменяясь назойливой рекламой, но вот разыгранный спектакль взбодрил это унылое шоу до пика рейтингов, которые только знали АнГрупп.

— Так точно, Мэри! Китайский посол мира Хван только что был застрелен прямо на пороге белого дома! Группа медиков поспе…

Трансляция прервалась на помехи, разумеется не пустив такие события на широкие экраны, перехватив их ещё на стадии трёхсекундной задержки.

— Милый, ты слушаешь?

Я улыбнулся, переключив канал с вежливыми извинениями за неудобства на передачу о животных.

— Конечно, милая… Светка у тебя ещё модница. Как тут не послушать.

Зарывшись пальцами в мех пушистого кота, я вновь вернулся к девичьей болтовне, которую наконец-то слышал в последний раз. Не думал, что избавлюсь от неё лишь кровавым срывом международного саммита.

— Милый…!

Строго парировала Ребекка сквозь свои чёртовы силиконовые губки, стоившие мне целое состояние. Впрочем, в последний вечер перед мировой войной, развязанной тобой…

Я затянулся накуренным воздухом и жадно облизнулся.

Всё же, это особенное чувство.

— Кстати, как твои ноготочки? Уже сделала маникюр?

Разумеется, больше её никто не слушал. Во вновь же зазвонившем красном телефоне раздался условленный скрипучий кашель, а значит последний сторонник мира точно мёртв.

— Что же…

Положив трубку, я откинулся в кресле и