Малышка продолжает тихо плакать, увлажняя слезами мою рубашку. Она так доверчиво обняла меня за шею и положила руки на плечи. Непривычно. Несколько неуютно. Я не знаю, куда деть руки и что говорить. Поэтому просто молчу, медленно двигаясь в сторону дома. Осознаю, что девочка уснула, только переступив порог.

Решаю отнести ее в спальню, передавая в руки няне. Зарина пропускает няню с драгоценной ношей и выходит из спальни, смотря на меня со страхом напополам с радостью.

— Пап, а можно я буду наедине называть Альбину Лизой? — спрашивает с искренней детской непосредственностью. — Я назвала ее Альбиной и достала бумагу и ручку, а она куда-то убежала. Я хотела ее найти, но пришлось сидеть в комнате, потому что мама так сказала.

— Не думаю, что это разумно. Так мы только запутаем твою сестру. Мы с твоей мамой так долго искали Альбину и привыкли ее так называть.

— Искали? — удивляется девочка. — Но вы никогда не рассказывали, что у меня есть сестра и что она потерялась.

— Мы не знали, что найдем ее, поэтому не рассказывали тебе, — объясняю тихим размеренным голосом. Я уже выдавал короткую версию придуманных событий обеим девочкам, но Зарина очень дотошная, она всегда хочет знать всё досконально. Любит повторять вопросы и слушать одни и те же ответы.

— А-а-а, понятно-о, — тянет моя необычайно говорливая сегодня девочка. — Пап, а можно задать вопрос?

— Конечно, дочь, задавай, — поощряю малышку, внимательно изучая ее повадки. Когда она наедине со мной, у нее так живо двигаются руки, мимика активная. В присутствии матери она будто сникает. Почему я раньше этого не замечал?

— Альбина сказала, что ее мама — это моя мама, потому что не бывает, чтобы близнецов родили разные мамы. Пап, я запуталась… — опускает глаза и смотрит в пол, закусывая губу.

— Давай, наконец, сядем? — предлагаю я, и дочка усаживается на спинку кресла, тогда как я занимаю его. Это наше с ней любимое место в небольшой нише в коридоре. Когда няня готовит комнату ко сну, мы какое-то время сидим так и обсуждаем день. Правда, это случается редко, в чем, конечно же, моя вина. Слишком много работаю.

Обнимаю ее со спины и начинаю объяснять:

— Нет, Зарина, ты должна слушать только меня и маму. Твою настоящую маму. Альбина жила с другой женщиной и думает, что это ее мама. Так бывает, когда с рождения живешь с кем-то. Тогда сложно принять другого человека. Но у Альбины со временем получится. Ты же ей в этом поможешь?

— А если у меня не получится? Вдруг она снова сбежит? — спрашивает, дергая мой рукав.

— Всё получится, ведь вы же сестры. И она не сбежит, я позабочусь об этом.

— Тогда поговори и с мамой, чтобы она не обижала Альбину. Она сегодня на нее кричала, поэтому она сбежала, подумала, что мама плохая и будет ее обижать, — выдает бесхитростно резонный вывод.

— Если мама кричит, это не значит, что она плохая, Зарина, — качаю головой, чувствуя внутреннее сопротивление оттого, что защищаю Диляру. Но как иначе? Она — мать.

— Почему она кричит?

— Потому что ситуация сложная. Маме трудно.

— Папочка… — начинает она фразу, но вдруг делает большие глаза и спрыгивает с колен, встает столбиком и смотрит на Диляру, оказавшуюся возле нас.

— Ты почему не в постели? — строго спрашивает жена, сжимая в руке смартфон с горящим экраном. Недоброе предзнаменование. Смотрю на горящие злостью глаза жены и понимаю без слов: она увидела в интернете статью про аварию.

— Только из уважения к твоим родителям и чтобы не пугать девочек, я не стал устраивать сцен, когда ты повысила голос, — расставляю все точки над «i», как только закрывается дверь комнаты Диляры, отсекая от нас весь внешний мир и погружая в мрачную атмосферу безысходности.

Ощущаю ее физически, это просто есть — и всё тут. Давно не был в ее комнате. Бросаю взгляд на неряшливо заправленную кровать, разбросанные по трюмо мелочи: использованные салфетки, какие-то пудреницы, тюбики… На спинку стула в беспорядке накинуты вещи. Сама Диляра уже в домашнем халате, темно-бордовом, обрисовывающем складки на полном теле. Сложив пухлые руки на объемной груди, жена недовольно кривит губы.

— А как они нас будут уважать, если не показать, кто тут главный? Я должна была поставить наглую девчонку на место, — передергивает плечами и морщится. Набирает воздуха для нового всплеска возмущения: — И я что, кричала? Повысила немного голос. Не вижу проблемы. Хочешь сказать, я истеричка?

— Не перекручивай, — тяжело вздыхаю. — Давай поговорим спокойно. Уверен, можно и без крика донести до детей информацию. Тем более сейчас у них такой сложный период. Мы не должны их пугать.

— Я сама разберусь с детьми, Арслан, — цедит сквозь зубы. — Завтра ты уйдешь на работу, как обычно, а я буду сама по себе. Я считаю, что ты должен был предупредить меня, прежде чем приводить Альбину в дом. Что случилось? Как ты ее нашел? Зачем ты поехал в лагерь? Я чуть с ума не сошла, когда мне няня позвонила, — качает головой, кладя руку в область сердца. — Ведь я ее отпустила на месяц, расслабилась, решила посвятить время себе, и тут она звонит и сообщает такие новости!

Кажется, про телефон в руке Диляра забыла. Или же я из опасений уделяю ему такое внимание? Возможно, она хотела поговорить вовсе не о новостях в интернете. Нам точно есть что обсудить помимо этого.

— Какая теперь разница, Диляра? Я решил вопрос кардинально. Это наша девочка. Зарина позвонила, и я приехал тут же. Не мог не забрать их из лагеря.

— Но как тебе отдали обеих девочек? Ведь записана Альбина на другую мать… — пытается осмыслить ситуацию Диляра.

— У руководителя лагеря не возникло вопросов, так как девочки на одно лицо, — объясняю терпеливо, поскольку она имеет право знать. Но не представляю, как сообщить о путанице с яйцеклетками. Вересова считает, что обе девочки родились из ее яйцеклеток. Но если я скажу об этом Диляре, то придется сообщать, что виделся с суррогатной матерью детей.

Диляра прохаживается по комнате, обнимает себя руками. Замечаю, что они трясутся.

— Ты должна успокоиться. Сейчас будет сложный период, но потом Альбина привыкнет. Но тебе надо вести себя мягче.

— Не надо мне говорить, как себя вести! Легко воспитывать ребенка два часа в день и считать себя экспертом, который думает, что может раздавать советы! — вспыхивает жена, одаривая меня осуждающим взглядом.

— Это не совет, Диляра, — прищуриваюсь и говорю твердо: — Это мое требование. Ты не будешь кричать на девочек. Если неспособна держать себя в руках, лучше пусть ими занимается твоя мать вместе с няней. Они же им родственники, не навредят, как могли бы чужие люди. И я не понял: ты меня обвиняешь в том, что провожу много времени на работе?

— Я способна держать себя в руках! А ты не только на работе время проводишь! — тычет мне в лицо экран смартфона. Там то, что я так опасался обнаружить. — Видишь, я даже способна отодвинуть свои личные переживания в сторону, чтобы обсудить детей? А вот ты умудрился с какой-то девкой целоваться на глазах у всех! В аварию попал, на встречку выехал! Что происходит, Арслан? Кто она?!