— Надеюсь, Джулия, до этого не дойдет, — ответил он. — Но если ты заставишь меня делать такой выбор, то да, даже если потеряю тебя.

— Мне надо было прислушаться к словам родителей! — закричала она, потрясенная такой честностью.

— Наверно, надо было.

— Они говорили, что я не так хорошо тебя знаю, чтобы выходить замуж. И они были правы.

Бен пожал плечами и пошел к дверям.

— Ты уже говорила это вчера. Мне не обязательно снова выслушивать подобный вздор.

Это была их первая ссора. Первая, если не считать скандала на свадьбе. Ее поразил его гневный взгляд. Раньше он никогда так не смотрел на" нее…

Конечно, она наговорила гору гадостей и ненавидела себя за это. И по правде, ничего нет удивительного, что он так холодно ей отвечал. Но все же надо признать, что ее глубоко ранило, когда он выбрал ребенка, а не ее. Пусть двое любящих людей поссорились, но небольшое проявление нежности, мягкое, ненавязчивое извинение, прикосновение, поцелуй — и все прошло. Любящие не собираются держать в памяти случившееся. Но ее и Вена разделяло нечто слишком большое.

И она все время усугубляла разрыв. Потому что дала волю гордости и обиженным чувствам.

И сама загнала себя в угол. А теперь размышляла, удастся ли ей когда-нибудь выбраться из него.

Любая женщина хоть с каплей сострадания в душе последовала бы за ним к ребенку. Джулия осталась в кухне, уставившись на сверкающее голубое море. И смотрела до тех пор, пока от блеска не заболели глаза. Расстояние между ней и мужчиной, которого она любила, все увеличивалось и увеличивалось. И началось это с того момента, когда вчера объявилась Мариан Дэйэс. И трещина между ними все углублялась. Они не вели себя как молодожены во время медового месяца, поглощенные друг другом, не сводящие глаз с любимого лица. Нет, Джулия и Бен чувствовали себя чужими людьми, живущими под одной крышей. Холодные, неулыбающиеся, замкнутые. И такие скрупулезно вежливые, что у нее начинали ныть зубы.

Во вторник Бен пришел в прачечную, где Джулия складывала одежду.

— Я еду в город. Купить тебе что-нибудь?

— Нет, — буркнула Джулия, не в силах посмотреть ему в глаза. Она представляла, какая в них боль. — Я сама о себе позабочусь.

— Очень хорошо, — проговорил он и вернулся только после ланча.

К концу того же дня к дому подъехал грузовик, доставляющий покупки. Двое мужчин выгрузили различную детскую мебель. По указанию хозяина они принесли ее в комнату, которую Джулия и Бен раньше называли будущей детской.

— Когда мы покупали этот дом, я не думала, что чей-то чужой ребенок будет спать здесь, — с горечью заметила она, наблюдая, как носят мебель.

— А где мне его поместить? — спросил он вежливо-безразличным тоном, которым прекрасно овладел в последние дни. — В шкафу? В другом конце дома? Или ты предпочитаешь, чтобы я купил собачью будку и держал его в дальнем углу сада?

— Перестань! — выкрикнула она. — Тоже мне, нашел злобную мачеху.

Он пожал плечами.

— Но и любящей матерью тебя тоже не назовешь.

— Вероятно, если бы ты взял на себя труд обсудить со мной, прежде…

— Обсудить?! Не смеши меня, Джулия! Я устал просить тебя поговорить со мной. Ты не можешь даже дышать со мной одним воздухом, а уж вступить в разумный разговор…

— Ладно, теперь я готова поговорить, — натянуто проговорила она. — Не стоит ставить колыбель так близко к окну. Если будет землетрясение, стекло может посыпаться на ТВОЕГО сына.

— Где ты предлагаешь ее поставить? — Он остановился с матрасом в руках.

— Не мое дело — принимать решение. — Она снова ушла в свою раковину, что в последние несколько дней стало привычкой. — Я лишь напомнила о том, что, по-моему, каждый знает.

— Я ничего не знаю об уходе за младенцем. Бен посмотрел на жену и потер подбородок. Мне надо бы воспользоваться чьей-то помощью.

Как ни обтекаема была последняя фраза, Джулия поняла ее как приглашение поучаствовать в заботах о его ребенке. И хотя крошечная доля души согрелась от его предложения, гораздо большая часть воспротивилась. Это ИХ дом, ИХ детская, ИХ ребенок должен был спать в этой сверкающей колыбели с кроликами, нарисованными в изголовье кровати.

— Тогда тебе надо бы купить несколько книг об уходе за ребенком, — пробормотала она.

— Джулия, есть много вещей, которые мне надо было сделать. — Он поморщился. — В том числе немного подождать, прежде чем просить тебя выйти за меня замуж. Если бы я проявил побольше сдержанности, я бы избавил нас обоих от многих обид и сожалений.

Последние слова он произнес с особенной горечью. Джулия в смятении выбежала из комнаты.

Спустя минуту она уже ехала в машине куда глаза глядят. Надо кому-нибудь открыть свое сердце! Человеку, который настолько любит ее, что сумеет быть объективным.

Конечно, она не могла поехать домой к родителям. Они не сумели бы быть объективными к Бену, даже если бы от этого зависела их жизнь.

Но был человек, к которому она могла поехать. И машина будто сама выбрала направление. Джулия ехала в Ванкувер.

— Амма, я позволила ему выгнать меня из собственного дома, — час спустя жаловалась Джулия. Она с рыданиями рассказала Фелисити свою историю, роняя слезы на шелковые подушки бабушкиной французской софы.

— Чепуха, — фыркнула Фелисити, бросая Джулии на колени коробку с бумажными носовыми платками. — Ты позволила бедной, невежественной Мариан Дэйэс отодвинуть тебя в сторону. Ты удивляешь меня, Джулия. Я думала, ты сделана из крепкого материала.

— Будто я вообще думаю о ней, — прохныкала она.

— Не лги, Джулия! Конечно, ты думаешь о ней.

Все дело в ней. Зря ты пытаешься мне доказать, что дело в ребенке. А если бы Бен не имел отношения к этому ребенку? Если бы он нашел его на обочине дороги и привез домой, чтобы ты ухаживала за ним? Ты бы так же реагировала?

Оставив Джулию обдумывать услышанное, Фелисити пошла к буфету, где держала свой ликер. Она налила две рюмочки шерри.

— Пора перестать жалеть себя, мой ангел, и посмотреть на реальное положение дел. Вытри бесполезные слезы и сделай хороший глоток для здоровья. — Она протянула Джулии одну из рюмок.

— Ты права по всем пунктам, — призналась Джулия, пригубив ароматный напиток. — Все дело в Мариан. Я злюсь из-за того, что она появилась в такой момент и так себя вела.

— На Бена, Джулия, ты тоже сердишься. Давай будем честны.

— Да, сержусь. Более того, я разочарована в нем. — Она отвела глаза. — И я отплачу ему, отказавшись признать ребенка.

— Глупости, — резко бросила Фелисити. — Если будешь продолжать в том же духе, потеряешь мужа. Он дал тебе шанс уехать. Ты не уехала. Но если ты намерена так обращаться с ним, то окажешь ему большую любезность, избавив от своего присутствия. Хочешь ты этого или нет, но ты поступаешь так, будто считаешь себя свободной от него. — Она сделала глоток шерри и продолжала: