Яхгором рубанул моим лезвием по шее колдуна. Голова Валликуса отлетела назад, в вихре сальных волос и покатилась по полу. На миг безголовое тело непреклонно застыло перед Королём Дикарей. Я подумал, что Валликус смог бы выжить и без головы.

Дикарь поднял ногу и пнул труп в грудь. Тот рухнул среди разлитого вина и запёкшейся крови. Яхгором нашёл голову. С её дёргающихся губ слетали проклятия, когда он отнёс голову к жаровне и швырнул в огонь. Дикарь следил, как она сгорала, пока не остался лишь почерневший череп, уставившийся на него пустыми глазницами.

Искупление. Теперь появилось глубинное чувство освобождения, обещанное мне святыми голосами. Город Вечно Верных вновь оживёт. Великие храмы снова отстроят, Сто Богов снова будут почитать в их величии и мир опять познает свет умиротворения.

«Ты хорошо послужил нам», — произнёс праведный голос принца Ферроса.

Тихий и довольный, я скользнул в ножны на поясе Яхгорома. Я едва заметил, когда он направился назад, к Купеческим Воротам. Там он зарубил демонов, стороживших привратницкую и его могучие руки повернули поднимавший ворота рычаг.

«Что ты делаешь?» — прошептал я. Он не слышал меня или не обращал внимания. «Сейчас ты должен воссесть на расколотый трон и править этим разорённым городом. На тебя легла задача восстановить в Омбрус Калу порядок, мой новый хозяин».

Яхгором всё ещё не обращал на меня внимания.

За воротами ждало громадное войско южных дикарей. Они хлынули в город, зажигая пожары, перерезая глотки, забирая в добычу головы людей и демонов. Женщинам они оставляли более мягкие мучения. Омбрус Калу вновь запылал. Воздух полнился воплями умирающих мужчин и рыдающих женщин. Город пал за одну ночь, от семидесяти племён, объединившихся под алым стягом Яхгорома.

На площади, окаймлённой безголовыми и осквернёнными статуями Ста Богов, Яхгором поднялся на каменный блок и обратился к своей орде. За его спиной пламя пожирало дворец.

— Краснорукий Бог послал мне этот серебряный клинок. — Он высоко поднял меня над головой. Кровь демонов капала на его вспотевшую гриву. — Этот знак принесли руки мёртвого северянина. Слишком долго здесь отвергали наших богов, но теперь они правят Омбрус Калу! Теперь один бог там, где было сто ложных. Мы разнесём его имя по всему северу, неся его волю кровью, смертью и огнём. Славься, Краснорукий Бог!

— Славься, Краснорукий Бог! — Повторили дикари вслед за своим королём-завоевателем. Их кровожадные вопли, словно ножи, резали по моему металлу. Наконец-то я понял Яхгорома и того, кому он служил. Краснорукого Бога. Изгнанного Бога

Бога Войны.

Единственного божества, которому доселе не поклонялись в Омбрус Калу.

Врагом Краснорукого Бога было миролюбие. Эти варвары — его жрецы, пророки и праведники. Теперь я понял, что и сам служил ему всё время. Не колдун. Не дикарь. Не праведные голоса или их Сто Богов. Это сам Бог Войны швырнул меня через пустоту, чтобы засеять землю к его возвращению.

Праведные голоса внутри меня стенали в бесконечной песне скорби. Лишь боевые кличи народа Бога Войны — и вопли их умирающих врагов — могли заглушить этот безутешный хор.

Славься, Краснорукий Бог.

Мой истинный хозяин.

Странные времена в Древней Яндриссе

На Древнюю Яндриссу пал Век Перемен. Старые дубы в лесу сами собой вырывались из земли и легко воспаряли, словно облака в небе. Их обнажившиеся корни отрастили уйму шелестящих листьев и поющих цветов. Водопад в устье Реки Обета потёк вверх, теряясь в жемчужных брызгах среди облаков. Озеро у Мраморных Утёсов, пересохло до болота, в котором рыба передохла или вырастила лягушачьи лапки и уползла на в высокие травы, чтобы умереть там. В семи деревнях новорождённые младенцы отрастили на спинах крылья и улетели прочь, будто розовые голуби, преследуемые причитающими бескрылыми матерями.

Огонь выскакивал из очагов и принимал формы зверей, поджигая и свирепствуя, пока его не заливали вёдрами воды. Вершины далёких гор больше не покрывали белые одеяла льда и снега; вместо этого на них плясали вспышки изумрудного пламени. Старики и старухи снова становились молодыми и были побиваемы камнями в своих же деревнях, по обвинениям в колдовстве или одержании демонами. Некоторые из вновь омолодившихся старцев удалились жить на зелёных склонах, под сверкающими пиками.

Во время этого сезона невозможностей королевские солдаты наткнулись на бродягу, спящего на дороге. Он лежал, свернувшись в пыли, прижимая к груди арфу без струн. Его одежду составляли цветастые отрепья, а бело-серая борода была достаточно длинной, чтобы прикрывать хилые колени. Месяцем раньше, за один-единственный день, все лошади в королевстве передохли и сгнили до груд выбеленных костей. На третью ночь после этого мора, лошадиные костяки поднялись и ускакали в жёлтые холмы.

Солдаты остановились, чтобы поднять с земли бродягу, посчитав его валяющимся трупом. Когда же он запел прекрасным голосом, они отпустили его и обнажили клинки. Старик перебирал пустую арфу, словно в ней имелись невидимые струны. Его слезящиеся глаза постоянно моргали, но он не был слеп.

Капитаном отряда был юный Лигеус Мидорус и он слышал призрачную музыку, исходящую от арфы, тогда как его воины слышали лишь голос старика. Лигеус стоял на месте, зачарованный песней арфы, пока помощник не потряс его за руку, развеяв всю мечтательность. Он приказал связать певца и взять его с собой, на аудиенцию у короля.

— Берегись! Не троньте меня… — сказал бродяга. Он перестал петь, чтобы сбросить цепкие руки солдат. В голосе бродяги, грозящего костлявым пальцем, слышался чужеземный выговор. — Прошу, ради вашей же безопасности, держитесь подальше.

— Ты шёл по Королевскому Тракту, — заметил Лигеус, — без платы и пропуска. Но твой странный облик заинтересовал меня… как заинтересует и нашего короля. Успокойся и мы не причиним тебе вреда.

— Предупреждаю вас, — произнёс бродяга, прижимая к себе онемевшую арфу. — Я проклят тремя демонами, которые живут в моей бороде. Они не дадут причинить мне никакого вреда, кроме того, который замыслят сами. — Он погладил длинную и спутанную бородищу, словно успокаивая разъярённую собаку.

Солдаты захохотали, все, кроме капитана Лигеуса. — Взять его, — приказал он.

Они схватили певца за руки и связали его запястья крепкой верёвкой. Один человек попытался вырвать бесструнную арфу из сжатых пальцев. — Нет, — запретил Лигеус. — Пускай он её и несёт.

Они пошагали по королевской дороге, извивающейся через сухие холмы, что когда-то цвели и зеленели. Подошвы ступней певца были жёсткими и тёмными, словно у сапог. Лигеус удивился: из какой же далёкой земли добрался этот человек.

— И где теперь твои демоны, дурень? — спросил солдат, сверкая на солнце золотистым шлемом.

Певец