Однако не успела она привести мысли в относительное подобие порядка, как в дверь постучали. Дженнифер резко села, а в следующее мгновение на пороге возник Дон с подносом в руках. На подносе красовался чайный сервиз и тарелка с гренками.

Ради такого случая гость облекся в превосходного покроя вельветовые брюки и оливково-зеленый свитер. Он только что принял душ и побрился. Влажные темные волосы были зачесаны назад, глаза лучились зеленым светом. У Дженнифер дух захватило от его мужественной красоты.

— Доброе утро, — дружелюбно поздоровался он.

— Ну и незачем ко мне врываться без предупреждения! — недовольно поджала губы Дженнифер.

— Я постучал, — напомнил Дон. — Дважды. А поскольку мы женаты, приличия, можно считать, соблюдены. — И, видя, что намек не сработал, осведомился: — Тебе хорошо спалось?

— Замечательно, — отважно солгала Дженнифер.

В мыслях ее царил хаос, образы кружились перед глазами нескончаемой каруселью, так что бедняжка беспокойно ворочалась до самого рассвета. И только когда за окном забрезжило бледное сияние дня и город пробудился к жизни, ей удалось забыться тревожным сном.

Дон торжественно водрузил поднос ей на колени.

— Спасибо, — холодно бросила она, но взгляд, обращенный на дверь, яснее слов говорил: «А теперь пошел вон!»

Проигнорировав невысказанный приказ, Дон уселся в изножье кровати и принялся разливать чай. Только тут Дженнифер заметила, что завтрак накрыт для двоих.

— Отнеси, пожалуйста, все это вниз. Я скоро спущусь.

Поставив чашку на туалетный столик, Дон вопросительно изогнул бровь.

— Это потому, что я намерен составить тебе компанию?

— Да. Я — категорически против.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я полностью одет, а у тебя вид решительно викторианский, — утешил Дон, любуясь шелковистой волной темных волос и отделанной кружевами ночной сорочкой.

Затем, считая инцидент исчерпанным, принялся намазывать маслом золотистый гренок. Дженнифер завороженно следила за длинными, подвижными пальцами, вспоминая их прикосновения и ласки… Эти руки скользили по ее телу с обольстительной чуткостью, каждое касание дарило неизъяснимые восторги.

— Тебе с медом или с мармеладом?

Дженнифер вздрогнула от неожиданности и судорожно вздохнула, словно ныряльщик, слишком долго пробывший под водой.

— Я не хочу есть.

— Если ты по-прежнему стремишься расторгнуть брак, нам нужно поговорить, так почему бы не за завтраком? — небрежно заметил Дон. — Я, кажется, уже сообщал, что не люблю есть в одиночестве. Так что уж, будь добра, сделай выбор между мармеладом и медом и приступай к чаю, пока он не остыл.

Похоже, Дон и здесь отступать не собирался!

— Мармелад, пожалуйста, — проворчала Дженнифер, поднося чашку к губам. Чем скорее они все обсудят, тем скорее негодяй уберется восвояси.

— Я бы предпочел выехать пораньше, — заметил Дон, словно прочитав ее мысли. — Я еду в Торнтон. Помнишь Торнтон?

— Да, — глухо отозвалась она.

— А вчера вечером, никак, запамятовала?

Дон выжидательно смотрел на собеседницу. И хотя каждое слово давалось с трудом, Дженнифер созналась-таки, что за все пять лет ни разу не побывала в усадьбе.

— Даже когда смертельно больной отец так хотел с тобой повидаться?

— Я… не знала. Он…

— Умер полгода назад.

Дженнифер нервно сглотнула.

— Мне очень жаль. — Она вызывающе вздернула подбородок. — Ты можешь мне не верить, но я была искренне к нему привязана.

Привязана? Что за холодное, официальное слово! За то недолгое время, что Дженнифер проработала секретаршей у Мэтью Брустера, старик стал для нее вторым отцом.

— Похоже, чувства твои без ответа не остались, — сухо произнес Дон. — Отец завещал тебе половину своего состояния. Его поверенные до сих пор тебя разыскивают.

— Что? — охнула Дженнифер.

— Отец завещал тебе половину своего состояния, — невозмутимо повторил Дон. — И как ни странно, назначил меня душеприказчиком, — хотя с тех пор как ты сбежала, он со мной даже разговаривать отказывался. Если не считать усадьбы и нескольких фамильных драгоценностей, завещанных мне, и изрядной пенсии для экономки, Мэтью поделил все, что имел, между тобою и Лайонелом.

— О нет, — прошептала Дженнифер. Если она и лелеяла слабую надежду на то, что ей удастся оправдаться в глазах Дона, то теперь надежда эта растаяла бесследно.

— Мне не нужны его деньги! — Лицо ее сделалось белее мела, но серые глаза полыхали воинственным пламенем. — И никогда не были нужны. Забери все себе. В конце концов, ты — старший из сыновей, значит, состояние твое по праву.

Дон покачал головой.

— Даже если бы мы не поссорились, отец отлично знал, что я в деньгах не нуждаюсь.

— Тогда отдай их Лайонелу.

— Лайонел и сам унаследовал кругленькую сумму. — И, предвосхищая возможные протесты, угрюмо продолжил: — Если тебе от этого спокойнее, так я сам позаботился о том, чтобы братец ни в чем не нуждался, когда отец выставил его из дому.

— Господи, его-то за что? — удивилась Дженнифер.

— В ходе одной бурной ссоры он бросил в лицо отцу фразу типа: «Седина в бороду — бес в ребро».

«Боже мой, — в отчаянии думала Дженнифер. — Да проблема-то куда серьезнее, чем казалось!»

— Мне дела нет до того, кому достанутся эти деньги, но только я к ним и пальцем не притронусь!

— Вероятно, у тебя еще будет возможность передумать, ежели Бэллами даст тебе отставку, — цинично усмехнулся Дон.

— Я вполне способна сама себя содержать, даже если и не выйду замуж за Эдварда! — возмутилась Дженнифер. — Не нужны мне ваши деньги, слышишь!

— Тогда тебе придется связаться с поверенными семьи Брустер и дать им соответствующие распоряжения. А пока, — осторожно добавил Дон, — есть одна драгоценность, которую, я от души надеюсь, ты принять согласишься. — И добавил, видя, что вот-вот услышит отказ: — Когда Мэтью умирал…

— Ты был с ним?

— Нас с Лайонелом срочно вызвали. Хотя мы долго были в ссоре, похоже, перед смертью отец надумал помириться. Но, к сожалению, к тому времени, когда мы приехали, больного разбил паралич, и бедняга не мог ни писать, ни говорить внятно. Тем не менее он сумел-таки дать нам понять, что хотел бы отдать браслет именно тебе. Так что, если отец и впрямь хоть что-то для тебя значил… — Дон многозначительно умолк на полуслове.

— А кому принадлежал браслет?

— Ну, я покопался в фамильных архивах и выяснил, что эта штука передается у нас в семье из поколения в поколение аж с семнадцатого века. Ты, кажется, помогала отцу писать семейную хронику. Помнишь, был такой Кристофер Брустер, известный предприниматель, один из отцов-пилигримов, приплывших в Америку на легендарном «Мэйфлауэре»? Так вот, этот браслет он подарил жене на свадьбу.