Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А зачем гулять в имении с собакой на поводке? — удивился Клим Пантелеевич. — Тут же все свои.
— Не всегда. Когда в имении гости, барон просил меня водить пса на поводке.
— А мне ваш пёс показался вполне спокойным. Мы видели его, когда подъехали к главному входу.
— Это сейчас спокойный. Ромул грустит после смерти хозяина, и почти ничего не ест, а только пьёт.
— Я бы хотел взглянуть на поводок.
— Госпожа Аус приказала его сжечь.
— Жаль. А какой он был длины?
— Достаточной. Две сажени уж точно. Может, и две с половиной.
Ардашев взял из рук садовника высокую стремянку, и раздвинув её до упора поднялся по ступенькам. Затем, спросил:
— Господин Коппель, с какой стороны висело тело?
— С вашей.
— Я правильно понимаю, что собачий поводок был перекинут у этого отростка?
— Совершенно верно. Как вы так точно определили?
Клим Пантелеевич ничего не ответил. Он вынул из кармана складную лупу и стал внимательно рассматривать ветку. Сорока перепрыгнула в самое чрево дуба и оттуда продолжала голосить, точно старалась отпугнуть незваного гостя.
— Барон, вероятно, стал на маленькую стремянку, перекинул поводок через ветку, соорудил петлю и повесился. Всё просто и ясно, — махнул рукой инспектор. — Чего вы там изучаете?
Ардашев продолжал исследовать ветку, а полицейский не находил себе места. Он пытался подкурить сигарету, но спички ломались одна за другой. Наконец, инспектор сделал первую затяжку и заметил ехидно:
— Долго вы собираетесь сидеть там? Смотрите, сорока не выдержит и заклюёт. Наверняка, она приняла вас за чужого ворона, который хочет поселиться на её дубе.
— Как гласит мудрая эстонская пословица: «Ворон от проклятий не подохнет» — донеслось от Ардашева.
Частный сыщик слез со стремянки и сказал:
— Инспектор, я готов развеять вашу гипотезу о смертоубийстве. О том, что барона задушили, я понял сразу после того, как мне сказали, что двухступенчатая стремянка стояла, а не лежала. При суициде она всегда падает, так как самоубийца сразу же сбивает её, чтобы не поддаться соблазну спастись и не стать на неё ногами, либо, если он не свалил её сразу, то, задыхаясь, несчастный обязательно попытается стать на неё и тогда, она тоже упадёт на бок. Однако, стремянка стояла. Согласитесь, одного этого доказательства для убийства мало, и потому я решил осмотреть ветку. И оказалось, что волокна дерева с той стороны, с которой висел труп были отогнуты вверх, а с противоположной стороны — вниз. Отсюда вывод: на шею барона надели петлю из поводка, потом перекинули его через ветку (она играла роль блока) и тело было поднято на воздух. Барона задушили. Скорее всего, хозяина имения предварительно усыпили, а потом притащили к дереву. Думаю, его привезли на садовой тачке вместе с двухступенчатой стремянкой. Я видел её неподалёку от входа. В таком случае, совершение смертоубийства под силу одному человеку.
Саар завёл руки за спину и, наклонив голову на бок, спросил:
— А как должны были бы располагаться волокна дерева, в случае самоубийства?
— Если сначала на ветку была наложена верёвка, в нашем случае поводок, и только потом на неё было повешено человеческое тело, то волокна дерева с той стороны, где висит труп, будут изогнуты вниз, а с противоположной стороны — верх. Именно поэтому, инспектор, я советую выпилить этот кусок ветки, исследовать его и составить протокол осмотра. А после этого вам не останется ничего другого, как провести вырытие трупа барона — простите, не люблю это новомодное словечко «эксгумация»; я привык к протокольному судебно-следственному вырытие, — а затем и осмотр с последующим вскрытием. Нет никаких сомнений в том, что у него обнаружатся такие признаки насильственной смерти от удушья, как переломы гортани и подъязычной кости. Это смертоубийство. И его надо расследовать. Замечу: преступник — настоящий профессионалист. Он почти не оставил никаких следов.
— Что ж, вы меня убедили, — нервно выговорил инспектор и повернувшись к садовнику, велел: — Любезный, не сочти за труд, выпили мне тот кусок из середины ветки, примерно, в три вершка[6].
Минут через десять огромная ветвь дуба упала. И вскоре Саар, рассматривая потёртости дерева на месте касания с поводком, проговорил:
— Да, чёрт возьми, вы правы. Придётся завтра возвращаться в Фалль, делать эксгумацию и везти труп в Таллин для вскрытия. А впрочем, возможно, я пошлю сюда доктора и своего помощника.
— В таком случае, господин инспектор, нам пора ехать обратно, в Ревель.
— В Таллин, господин Ардашев, в Таллин, — дёрнув щекой, поправил полицейский.
— Пусть будет так. Не будем терять время. «Ситроен» ждёт.
Ровно в два пополудни Ардашев стоял у дома Варнавской с букетом роз. И она, как настоящая дама, появилась в дверях на пять минут позже условленного времени.
Лёгкое цветастое платье слегка просвечивалось на солнце, выделяя изящество женской фигуры ровно настолько, насколько позволяли правила приличия. Ни грамма пошлости и ни малейшего изъяна. В ней было прекрасно всё. Ардашев поймал себя на мысли, что он начинает её сравнивать с Ликой, той самой «дамой с собачкой», с которой он познакомился весной двенадцатого года в Ялте. И Лика была брюнеткой, и глаза у неё были такие же бездонные. Начинающие авторы или поэты средней руки в таких глазах обычно «тонут».
— Добрый день! — просияла Анастасия. — Неужели это мне?
— Помилуйте, а кому же ещё? — улыбнулся Клим Пантелеевич и преподнёс цветы.
— Вы очень любезны!
— Ничего особенного. Просто я подумал, что с букетом белых роз вы будете восхитительно смотреться.
— А можно я вернусь домой и поставлю цветы в воду? Я очень расстроюсь, если такая прелесть засохнет в моих руках. А так они будут меня радовать ещё несколько дней. И, глядя на них, я буду… — она смущённо опустила глаза, — думать о вас.
— Я подожду, — кивнул Ардашев. — Не торопитесь.
Анастасия ушла.
Ардашев достал из кармана коробочку ландрина и, положив под язык голубую конфетку, принялся размышлять: «А нет ли связи между гибелью этих двух человек: Минора и барона Калласа? Преступники не всегда изобретательны. Допустим, злодей убрал барона, а потом, сбив советского дипломата «Ситроеном», бросил машину неподалёку от имения. Можно допустить, что перед убийством барона он изучил все окрестности Фалля. Но тогда возникает всего один вопрос: как он добрался до Ревеля, бросив машину неподалёку от Фалля? Пешком по Балтийско-Портскому шоссе? Тридцать вёрст? Вряд ли. А вот до железнодорожной станции, если знаешь тропинку, можно дойти за час. Если преступник приезжий, то он должен был воспользоваться компасом и, возможно, картой. Но тогда путь займёт часа два. Управляющий нашёл таксомотор около семи вечера, двигатель был ещё тёплый. Стало быть, угонщик бросил авто, примерно, за полчаса до этого. И до станции он мог добраться засветло. Будь я на его месте, я бы оставил «Ситроен» на какой-нибудь малоприметной улочке Ревеля и, чтобы не оставлять следов, просто сжёг бы его. Секундное дело. Но угонщик так не поступил. Вероятно, он пожалел водителя, занимающегося частным извозом. Почему?..».