— Чего это с тобой? — спросил Вадим, недовольно ее разглядывая. — Выглядишь, как наркоманка после крутого прихода. Болеешь, что ли?

— Нет. Не болею. Не спала просто.

— А чего так?

— Сашенька просыпался все время, я боялась заснуть…

— Да? А почему он просыпался? Он что, простыл? Заболел? Ты ему температуру мерила? — озабоченно кинулся он через прихожую в детскую, и вскоре оттуда послышалось дружное и трогательное воркование отца с сыном. Прямо до слез трогательное. Вике всегда было смешно и странно наблюдать, как этот огромный, до мозга костей циничный и по сути очень жестокий мужик сюсюкал с ребенком, как нежно прижимал его к себе своими ручищами, как на короткое время превращался в обыкновенное ласковое теля, облизывающее ее Сашеньку.

— Нет, температуры вроде нет… — вскоре вернулся Вадим в гостиную, уже с Сашенькой. Тот подпрыгивал у него в руках, колотил от избытка эмоций отца по голове с образовавшейся на затылке проплешиной. В общем, вел себя, как абсолютно здоровый, щедро любимый отцом и матерью ребенок. Вика даже отметила про себя ревниво, что Вадиму Сашенька радуется больше, чем ей по утрам из кроватки…

— Может, зубки режутся? — продолжала отстаивать свою версию «недосыпания» Вика. — Говорят, все дети спят беспокойно, когда у них зубки режутся…

В придумывании всяческих версий, во вранье то есть, она здорово успела насобачиться за время своего короткого так называемого замужества. Научилась врать соседям, изображая счастливую молодуху, научилась вести себя на людях якобы панибратски с Артуром. А как еще может вести себя молодая жена с товарищем мужа? Только дружески-панибратски. Так Вадим велел. Вранье это было двойное, до крайности изощренное. Все же кругом давно знают, какой он есть Вадиму «товарищ», а она, вроде того, наивная такая, даже и не догадывается…

— Зубки! У нас режутся зубки! Да, сын? — потрепал Сашеньку за брюшко Вадим, отпуская на пол. — Ну, иди, поползай маленько, у меня с твоей мамкой разговор будет. Не мешай нам пока…

Усевшись в кресло, он вытянул ноги, сложив их на журнальный столик. Потом ослабил удавку галстука, отер крупный лоб тыльной стороной ладони.

— Фу, душно тут у тебя… Чего стоишь, как изваяние? Иди, принеси чего-нибудь попить холодненького. Разговаривать с тобой будем.

Последнюю фразу он произнес подозрительно благодушно. Вообще, он сегодня пришел, Вика это успела отметить, не таким каким-то. И насторожилась. Кто знает, чего там у него на уме? Поблагодушничает вот так, а потом встанет, размахнется своей ручищей, и… Хотя нет, при Сашеньке он ее бить не станет. При Сашеньке он ее никогда не бьет. Психику его детскую ранимую оберегает.

Метнувшись на кухню, Вика принесла бутылку минералки без газа, чистый стакан, поставила все на столе перед Вадимом. И уселась напротив него в кресло, запахнув халат на коленях.

— Чего запахиваешься-то? — насмешливо проследил он за ее жестом. — Мне твои прелести не нужны, сама знаешь. Хотя, надо сказать, баба ты — хоть куда! Красивая, высокая, при фигуре почти модельной. Даже роды тебя не испортили. Так что, я думаю, все у тебя в дальнейшем хорошо будет…

— Не понимаю… В каком смысле? Что у меня будет хорошо? — напряглась Вика, чувствуя, что не улавливает подвоха с его стороны. А подвох был, точно был. Иначе бы он с ней вообще ни о чем не разговаривал.

— Ладно. Скажу тебе напрямую, чего я буду огород городить… В общем, нам с тобой надо срочно развестись, Вика. Я продаю свой бизнес, уезжаю отсюда. Вообще, если хочешь, можешь оставаться и здесь, в этой вот квартире… Я ее на тебя оформлю…

— Куда? Куда ты уезжаешь? — глупо улыбнулась она, моргнув растерянно. — Совсем уезжаешь?

— Ну да. Решил податься в сторону Туманного Альбиона, как сейчас все порядочные люди делают. В Англию то есть. Надеюсь — совсем. Еще вопросы есть?

— Нет… Нет вопросов… А… То есть… Ну да…

— Ну? Чего ты мямлишь, как дебилка непонятливая? Я спрашиваю — еще есть вопросы? Или ты сама все просекла, как надо?

— А… что я должна просечь, Вадим?

— А то, что Сашеньку я, естественно, забираю с собой. А с тобой мы разведемся, и ты останешься здесь. Ну, теперь просекла?

— И Артура тоже с собой заберешь, да?

— А вот это уже не твое собачье дело! — злобно ощерившись, очень тихо проговорил он, испуганно оглянувшись на Сашеньку. — Это обстоятельство с тобой я обсуждать не буду!

— Я поняла, Вадим… Я все, все поняла! Ты ведь наверняка все это задумал еще тогда, когда женился на мне! За что, Вадим? Ну за что? Тебе же проще было нанять на это дело какую-нибудь ушлую девку, и она родила бы тебе ребенка, и отдала бы без вопросов! Зачем ты на мне-то женился? Ты же знаешь, Сашеньку я тебе не отдам… Ты что, я же мать ему! Я же тоже его люблю, Вадим! Не надо, пожалей меня, Вадим! Не отдам! Он тоже мой сын, а я мать ему…

Она и сама не заметила, как сползла с кресла, как, размазывая слезы, бухнулась перед ним на колени. Она даже голоса своего не слышала — все говорила, говорила, переплетая меж собой одни и те же фразы — все казалось ей, что он ее услышит, наконец, что поймет…

В углу комнаты громко заплакал Сашенька. Она бросилась к нему на четвереньках, но Вадим обогнал ее, подхватил ребенка первым, прижал к себе, начал бормотать на ухо, успокаивая:

— Ну что ты, малыш? Ты испугался, да? Не бойся, это мама у нас так играет… На коленочки перед папой — бух! Ничего, она сейчас встанет, не бойся…

Сашенька всхлипнул еще раз неуверенно, потом, улыбнувшись, повернулся к отцу, повторил игриво:

— Бух! Бух!

— Ага… Такая вот у нас мама… Ишь, разыгралась как! Все бух да бух! А мы с тобой не такие — мы с тобой «бух» не будем…

Потом, повернувшись к Вике и продолжая прижимать Сашенькину головку к плечу, проговорил угрожающе-ласково:

— Вставай, дура, чего ты на полу расселась… Вставай и садись в кресло. Не видишь, ребенка напугала?

Вика послушно поднялась, послушно уселась, как большая деревянная кукла. Внутри вдруг тоже стало все деревянным — казалось, даже сердце не могло пробиться сквозь это дерево — стучало само по себе ненужной колотушкой.

Вадим меж тем, гуляя у нее за спиной с Сашенькой на руках, продолжал говорить ласково:

— Ты же радоваться должна, по идее, а ты вдруг в истерику впала… Чего это ты? Счастья своего не понимаешь? Я же не просто так его с собой увезу, я же тебе отступные хорошие дам… Ты же хочешь денег, правда? Многомного? Я же знаю — хочешь! Ты тоже, я думаю, не от великой любви замуж за меня пошла. А потом… Можешь здесь жить, можешь к сестрам своим нищим обратно отправиться. Будешь среди них такая вся из себя — крутая…

— Нет… — тихо прошептала Вика, качая головой. — Нет, нет…

— Да брось ты мелодраму передо мной устраивать! Я же честно к тебе пришел, сам… Заметь, я и без тебя мог все это сделать!