Она не забыла Грету. Об их интимной связи напоминает причудливая игра с четырьмя мячами. А еще ей приснилось, что у нее в комнате лежит «совсем холодный человек:», вокруг которого она суетится и хлопочет, пытаясь его согреть и вернуть к жизни. Этот человек, — она говорит об этом сдержанно, но вполне откровенно, — не был ни мужчиной, ни женщиной. Странно, что он вызвал у нее такую жалость, ведь она уже сроднилась со смертью. Это был не покойный Линк. Наконец-то, не он. Она еще была привязана к Грете, и теперь ясно, что их разделяло не только расстояние, но и желание Элли разорвать эти узы. Элли стыдилась этого желания, но не могла от него избавиться. Она старалась отринуть это желание, как пыталась отринуть мертвецов и убийство. Очевидно, что это желание было тесно связано с Линком и преступлением, которое она совершила. Но очарование еще не рассеялось полностью. Она ведь хотела оживить Грету, вернее, делала вид, что хочет. Средства для того, чтобы ее согреть, она выбрала самые неподходящие — тлеющие угли. Разумеется, ее холодное тело сгорело. Элли хотела, чтобы Грета была с ней, и не хотела этого. Когда от углей загорелась кровать, Элли совсем потеряла голову, «прямо как помешанная». Она призывала на помощь безумие, как прежде искала в смерти спасения от другого, еще более тягостного душевного разлада.

Когда Элли оказалась в тюрьме, ее внутренняя жизнь стала еще более напряженной. С немалым трудом, балансируя на грани легкого психоза, она начала меняться в стремлении вновь воссоединиться с семьей. С ее подругой Гретой за время заключения ничего особенного не произошло. Это была натура более бесхитростная, изворотливая и беспринципная. Всю свою жизнь она крепко держалась за мать; главный человек в ее жизни был цел и невредим. Слабой, ревнивой и чувствительной Грете было в чем упрекнуть Элли. Но она любила ее, любила даже во сне, лелеяла свою любовь. Элли была для нее ребенком, которого она оберегала от злого мужа.

* * *

Подробности судебного разбирательства, проходившего с 12-го по 16-ое марта, смаковали во всех берлинских и во многих провинциальных газетах. Каждый день появлялись новые статьи с сенсационными заголовками: отравление на почве любви, любовные письма отравительниц, уникальное преступление.

Элли Линк сидела на скамье подсудимых, белокурая и невзрачная, робко отвечала на вопросы. Рослая Маргарита Бенде появилась с кожаным поясом на тонкой талии; густые волосы аккуратно завиты, выражение лица — решительное. Ее мать сильно волновалась, то и дело плакала. Фрау Эллу Линк обвинили в «двух преступных деяниях, имеющих целью посягательство на жизнь человека, а именно ее супруга, в каковом случае было совершено предумышленное убийство; а также в сознательном пособничестве словом и делом фрау Бенде в совершении преступления, а именно в покушении на убийство ее мужа господина Бенде».

Фрау Маргарите Бенде предъявили обвинение «в двух преступных деяниях, во-первых, в сознательном пособничестве посредством советов фрау Линк в совершении преступления, а именно в убийстве ее супруга господина Линка. Во-вторых, в осуществлении замысла, направленного на убийство человека, а именно ее супруга господина Бенде, путем совершения намеренных и умышленных действий, имевших целью и предуготовление к исполнению оного, но не включающих в себя совершенного преступления».

Мать Греты, фрау Шнюрер обвинили «в двух преступных деяниях, а именно в том, что она, получив достоверные сведения о намерениях, направленных, во-первых, на убийство господина Линка, во-вторых, на убийство господина Бенде, в то время, когда преступление могло быть предотвращено, не известила об этом в должный срок органы власти или лиц, которым угрожало данное преступление, в каковых обстоятельствах было совершено убийство господина Линка и преступное покушение на убийство господина Бенде».

Ответственность за перечисленные преступления и преступные деяния предусмотрена статьями 211, 43, 49, 139, 74 Уголовного кодекса.

Суд заслушал двадцать одного свидетеля, в том числе мужа Греты Бенде, мать покойного Линка, отца Элли, квартирную хозяйку четы Линк, аптекаря и гадалку. В качестве свидетелей и экспертов выступили врачи, которые занимались лечением больного Линка, а также судебные медики, производившие вскрытие, и химик, который провел химический анализ внутренних органов покойного. Было принято к сведению и мнение приглашенных психиатров.

В ответ на первый вопрос председателя суда, признает ли Элли Линк, что давала своему супругу мышьяк, она ответила утвердительно. Затем она сообщила, что хотела освободиться от своего мужа. По ее словам, он часто приходил домой пьяный, обращался с ней так же плохо, как со своей матерью, угрожал ей ножом и резиновой дубинкой, избивал ее, устраивал беспорядок в квартире, в супружеской жизни принуждал ее к гнусностям. «Вы хотели отравить вашего мужа?» «Нет. Я все время думала о том, что он меня бьет, что ему меня совсем не жалко. Поэтому днем и ночью меня преследовала лишь одна мысль: только бы освободиться. Из-за этого я уже ничего не соображала». Председатель выразил сомнение и спросил ее, о чем же она думала, когда добавляла мужу в еду зараз целую чайную ложку мышьяка, после чего он тяжело заболел, был помещен в больницу и там скончался. Фрау Линк ответила: «Я думала об издевательствах. Он бил меня как сумасшедший, поэтому я сама не понимала, что делаю». Когда председатель указал на то, что ни в своем иске о расторжении брака, ни в письмах, адресованных фрау Бенде, она ни словом ни упоминала об этих ужасах, фрау Линк заявила: «Я не говорила об этом, потому что мне было слишком неловко; но я обращалась с разными жалобами к своему адвокату», на этим допрос Элли Линк был завершен, после чего по просьбе своего адвоката доктора Б. она подробнее рассказала об издевательствах, которым она подвергалась со стороны мужа.

Председатель суда, обращаясь к фрау Бенде: «Есть основания полагать, что она пыталась отравить своего мужа, как и фрау Линк; она получила от гадалки на картах снадобье, которое, к счастью, оказалось безобидным белым порошком». Фрау Маргарита Бенде: «Я часто бывала у фрау Ф. и просила ее погадать мне на картах, потому что верю в гадания. Поначалу я любила своего мужа, потому что надеялась на взаимность. Я вышла за него замуж без задних мыслей, в расчете лишь на любовь. Но наш брак оказался неудачным, потому что мой муж связался с преступниками и высмеивал меня за мою любовь к родине и веру в Бога, в которой меня воспитывали с детства. Кончилось все тем, что он грозился меня зарезать или прибить, а когда я говорила: мне-то что с того, а вот ты хлебнешь за это сполна, он отвечал: мне ничего не будет, я прикинусь сумасшедшим». Она тоже утверждает, что не упоминала об этом в своих письмах, поскольку ей было стыдно. Как она уверяет, каверзные высказывания, которые встречаются в ее письмах, это просто невинная болтовня. Она настаивает на том, что не злоумышляла против своего мужа. Хотя у нее были кое-какие подозрения насчет фрау Линк, она не знала, что та собирается убить своего мужа. Впервые за долгое время они встретились на заседании суда, на скамье подсудимых, за барьером. Ни одна из них не знала, что у другой на уме, и они испытующе поглядывали друг на друга. Они тихонько радовались. Они друг друга не предали.

Третья подсудимая, мать фрау Бенде, сквозь слезы: «Я ни о чем таком не знала. Если бы мне стало об этом известно, я бы, как старая женщина, постаралась предотвратить это несчастье».