Пришел черед юристов, адвокатов. Защитник фрау Линк, адвокат доктор А. Б.: «Вступая в брак, подсудимая ожидала от него многого, но затем была вынуждена сносить изощренные, гнусные издевательства со стороны мужа. Его грубое обращение, в конце концов, толкнуло ее в объятия женщины. Эта страсть переросла в безумие. Так она решилась на преступление. Состояние ее было таково, что она ни в чем не отдавала себе отчета и не могла трезво мыслить. Может показаться, что действовала она целенаправленно, но именно так ведут себя сумасшедшие в минуты безумия. Отталкивающая жестокость в письмах, неодолимая графомания, потребность хранить письма — все это указывает на состояние аффекта и степень его выраженности». Учитывая заключение первого эксперта — он затрудняется ответить на вопрос о правомерности применения статьи 51, - и заявление второго эксперта — он допускает, что первый эксперт рассуждал верно, — следует руководствоваться известным юридическим принципом: в случае сомнения вопрос решается в пользу подсудимого.

Адвокат фрау Бенде доктор Г., заявил, что обвинения против его подзащитной выдвинуты только на основании писем, которые не могут служить надежным доказательством. Человек, которого она будто бы пыталась отравить соляной кислотой, даже не смог ничего припомнить о предполагаемом покушении на убийство. Столь же беспочвенны подозрения в укрывательстве, в котором обвиняют фрау Шнюрер, поскольку все это тоже основано только на письмах.

После того как присяжные заседатели заслушали эти выступления, им было предложено ответить на двадцать вопросов: виновна ли фрау Линк в убийстве или неумышленном убийстве, путем отравления, а также в пособничестве фрау Бенде в покушении на убийство; виновна ли фрау Бенде в пособничестве в убийстве господина Линка и в покушении на убийство или неумышленном покушении на убийство, путем отравления; виновна ли фрау Шнюрер в сокрытии полученных ею сведений о задуманном преступлении.

И вот, удалившись в комнату для совещаний, присяжные, люди серьезные и спокойные, оказались наедине со странными вопросами, на которые им нужно было ответить, и многие совсем притихли. Тут собрались не горячие головы, не разъяренные мстители, не воины с мечами и в шкурах, не средневековые инквизиторы. До них была проведена большая работа. Почти на полгода растянулось предварительное следствие. Прошлое подсудимых копнули глубоко. Группа специалистов изучила тело и душу обеих женщин и постаралась вывести общее представление на основе многочисленных сведений. Заявления прокурора и адвоката проливали свет на произошедшее. Тем не менее, в центре разбирательства оказалось не само преступление, не отравление как таковое, а почти его противоположность: всех интересовало, как это случилось, как такое вообще могло произойти. Делались даже попытки доказать, что это было неизбежно: такие нотки звучали в заявлениях защитников.

«Виновен-невиновен» — не это уже было главное, а была мучительная неопределенность — стремление разобраться в причинах, понять, вникнуть.

Покойный Линк не отпускал Элли, которая его по-настоящему не любила. Надо ли его за это винить? Вообще-то, надо бы; ведь это послужило мотивом, а значит и причиной всего, что произошло потом. Он дважды удерживал Элли против ее воли, мучил ее, издевался над ней.

Он уговорил Элли выйти за него замуж. К тому времени она еще не успела повзрослеть, в половом отношении была холодна или со странностями. Женские органы у нее еще не были достаточно развиты. Она отказывала мужу. Это раздражало его, раздражало ее, так возникла ненависть, а потом произошло и все остальное.

Да и ее подруга. Сложно, невозможно было в таком ключе рассуждать о виновности, о том, кто виноват больше, кто меньше. У присяжных было такое чувство, словно их заставляют обвинять матку, яичники в том, что они развились именно так, а не иначе. Стоило бы вынести приговор и отцу Элли, который вернул ее мужу, — но ведь он был идеальным воплощением мещанской морали. С таким же успехом они могли бы вынести приговор себе.

Однако важнее всего было другое: произошло преступление; как сделать так, чтобы подобное не повторилось.

Требовались решительные меры. Суд поставил перед ними вопрос не об ответственности, не о «вине» убитого парня, отца, матери этого парня; на суд было вынесено лишь одно — убийство. Грех допустим лишь в известных пределах; когда кто-то преступает эту черту, нужно принимать меры. Присяжным полагалось закрыть глаза на все поступки, которые не выходили за эти рамки; они не должны были принимать во внимание последовательность событий. По сути дела, нелогично было сначала ознакомить их с этой последовательностью и затем призвать их к тому, чтобы они о ней позабыли. Им дозволялось лишь мимоходом, вскользь вспоминать об этой последовательности: они должны были ответить на вопрос по поводу состава преступления и потом решить, имеются ли смягчающие вину обстоятельства.

После двухчасового совещания они вернулись в зал и огласили свой вердикт: фрау Линк виновна в преднамеренном убийстве, совершенном без умысла, со смягчающими вину обстоятельствами. Фрау Бенде невиновна в покушении на убийство, но виновна в соучастии; тут присяжные не усматривают смягчающих вину обстоятельств. Подсудимая фрау Шнюрер в укрывательстве невиновна.

Прокурор вновь занял свое место и, держа перед собой Уголовный кодекс, потребовал самого сурового наказания, предусмотренного законом за это преступление: для фрау Линк — пять лет тюрьмы, для фрау Бенде сначала — полтора года тюрьмы, по недоразумению, поскольку он прослушал заявление присяжных об отсутствии смягчающих вину обстоятельств, — а затем пять лет каторжных работ. Ошеломленный защитник фрау Бенде поднялся и назвал это парадоксом: убийцу приговаривают к тюремному заключению, а пособницу к каторжным работам. Очевидно, присяжные не стали бы заявлять, что не находят в случае фрау Бенде смягчающих вину обстоятельств, если бы их уведомили о грозящем ей наказании. Напуганные присяжные закивали.

Когда прокурор огласил свое требование, фрау Бенде и ее мать заголосили. Их защитник тут же обратился к суду с просьбой назначить фрау Бенде самое мягкое наказание, какое допускает в этом случае закон.

Элли Линк приговорили к четырем годам тюремного заключения, ее подругу — к полутора годам принудительных работ. В качестве смягчающих вину обстоятельств было принято во внимание грубое обращение мужей, в качестве отягчающего вину обстоятельства — жестокость, с которой было совершено преступление. По этой причине фрау Линк была лишена гражданских прав на шесть лет, а фрау Бенде — на три года. Время нахождения под следствием было зачтено обеим. Мать фрау Бенде была освобождена в зале суда.

Присяжные, пораженные суровым приговором, вынесенным фрау Бенде, еще не до конца успокоившись, собрались после окончания заседания и составили апелляционную жалобу с просьбой заменить ей каторжные работы на тюремное заключение.

* * *

Обе женщины, которые вместе убили тридцатилетнего парня, отправились в тюрьму, где провели долгие годы. Они сидели там, считали дни, праздники, следили за приходом весны и осени и ждали. Ждать — в этом и заключалось наказание. Скука, однообразие, бездействие. Это было настоящее наказание. У них не отняли жизнь, как они отняли у того парня, но забрали часть жизни. Тяжкая, безоговорочная власть общества, государства подмяла их под себя. Они совсем сникли, увяли, ослабели. Линк не был мертв; здесь исполнялась его последняя воля; каждой досталась своя доля его наследства в виде одиночества и ожидания, Элли — в виде снов.