– Майор, подождите… – прервала его Ева,по-настоящему испугавшись. – Как вас там? Станислав Петрович?

– Палыч.

– Станислав Павлович, вы же разумный человек, нуподумайте сами, какой идиоткой нужно быть, чтобы орудие убийства спрятать чутьли не под своим ковриком? Ведь ясно же, что вы будете тут всеобыскивать… – Головин открыл рот, чтобы прокомментировать ее высказывание,но Ева не дала себя перебить: – И потом, пистолет, как я успела заметить, былбез глушителя, а коль я убила Дусика именно из него, то звук выстрела долженбыл разнестись по всему подъезду, но ничего такого не было… – Она посмотрелана Астахову, которая слушала, напряженно сморщившись, и с несвойственной ейзаискивающей интонацией спросила: – Вы ведь не слышали никаких выстрелов, да,Амалия Федоровна?

– Не слышали? – повторил Евин вопрос Головин.

И тут настал звездный час генеральши Астаховой. Выдержавтакую длинную паузу, что ей рукоплескал бы сам Станиславский, Амалия Федоровнаторжественно, но в то же время скорбно, будто оглашая смертный приговор,произнесла:

– Слышала.

Ева Новицкая и Станислав Павлович Головин в унисон (только сразной интонацией: Ева возмущенно, а Головин заинтересованно) вскричали:

– Что-о-о?

– Что, что? – нахохлилась бабка. – Выстрел.Так бабахнуло, что у меня со страху…

– Врет она все, – с ненавистью бросила Ева. –Наговаривает на меня, только не пойму зачем. Может, приплатил ей кто, чтоб меняподставить…

– Нужна ты кому, – скривилась Астахова и,повернувшись к Головину, отчеканила: – А выстрел был! Точно говорю.

– Когда он прозвучал?

– А вот как она из лифта вышла, – доложилагенеральша, дернув своей вставной челюстью в Евину сторону. – Гляжу,кнопка лифта перестала мигать, остановился он, значит. И тут как грохнет!

– Это я банку уронила, – вскричала Ева, с радостьюи облегчением поняв, о чем говорит старуха. – С консервированной фасолью.А она грохнулась о пол, потом покатилась… – Она вскочила с дивана иметнулась в сторону кухни со словами: – Я сейчас вам ее покажу! – И, неслушая протестов следователя, вернулась в прихожую со злополучнойжестянкой. – Вот, смотрите, – она сунула банку Головину под усы. –Видите, тут даже вмятина осталась…

Майор, поморщившись, отодвинул злосчастную банку от своеголица. По его виду Ева не поняла, поверил он ей или нет. Она вообще никак немогла уяснить, всерьез он считает ее виновной или просто издевается. Этанеопределенность жутко ее нервировала, поэтому Ева решила расставить все точкинад «i» незамедлительно:

– Вы действительно меня подозреваете?

– Ну я же вам сказал…

– Нет, я не спрашиваю, являюсь ли подозреваемой, я хочузнать, вы, лично, следователь Головин, думаете, что это я убила брата?

– Вам так важно это знать?

– Да.

Головин жестом приказал подчиненным увести упирающуюсяАстахову и записать ее показания, и только после того, как дверь за старухойплотно закрылась, он ответил Еве:

– Хорошо, я скажу, – и довольно неприятноухмыльнулся. – Я уверен, что это ваших рук дело. Не утверждаю, чтоубийство преднамеренное. Скорее наоборот. Думаю, вы потеряли контроль над собойи выстрелили. Быть может, вообще не хотели убивать, просто попугать, нопистолет выстрелил – там курок слабый… – Головин говорил, а его взгляд таки шарил по лицу Евы, точно пытался найти на нем подтверждение своимсловам. – Застрелив брата, вы растерялись и не успели придумать, чтоделать и говорить. Поэтому сейчас вы так непосредственно себя ведете:нервничаете, оправдываетесь и явно боитесь. Но вы не очень расстраивайтесь.Убийство в состоянии аффекта не самое страшное преступление. При хорошем адвокате(а у вас, я не сомневаюсь, он будет самым лучшим!) вы отделаетесь малым сроком.Если же явку с повинной оформить, то вам может грозить лишь условная судимость…

– Да идите вы в задницу, товарищ майор, – устало,без всякой злости сказала Ева. – И не думайте, что я поведусь на этуразводку.

– Вы о чем, гражданка Новицкая? – нисколько необиделся на далекий посыл Головин.

– О том, что вы сейчас пытались подвести меня кчистосердечному признанию! – Ева ткнула в следователя острым ногтем и, ужене сдерживая эмоции, прорычала: – Только хрен дождетесь! Я никого не убивала,тем более собственного брата. Я невиновна! Так что вам придется постараться инайти настоящего убийцу!

– Ну да. Ну да, – пробурчал Головин,вставая. – Ваша позиция мне ясна. – Он старательно разгладил своистарые, но очень тщательно отглаженные брюки, смахнул с них несуществующиепылинки. – Только и вы помните, что в милиции не идиоты работают. Мыобязательно докопаемся до сути. И если я прав относительно вас, вы отправитесьза решетку… – Он глянул на нее снизу вверх (Ева была выше следователя наполголовы) своими холодными глазами. – Я посадил вашего брата, посажу ивас!

Сказав это, Головин по-волчьи оскалился, развернулся и пошелк выходу. Ева проводила его взглядом. Когда за майором закрылась дверь, онаупала на диван, опустила лицо в сложенные ковшиком ладони и разрыдалась, жалеяуже не Дусика, а себя, и боясь за свою прекрасную шкурку…

Наплакавшись, Ева вытерла сопливый нос о велюровую обивкудиванного подлокотника, встала, прошла в кухню, налила себе полный стаканперцовки, поднесла ко рту, но тут же отставила и схватилась за телефон. С горяквасят только слабаки, а Ева всегда считала себя сильной и волевой, поэтому,вместо того чтобы напиться и забыться, решила действовать. И первое, что онадолжна сделать, это найти себе адвоката и впредь беседовать с ментами только вего присутствии. К тому же ей не помешают профессиональный совет и юридическаяпомощь.

Взяв трубку, Ева на мгновение задумалась. Она никогда необращалась к юристам – не было надобности, поэтому телефонов адвокатских конторв памяти ее аппарата не было, зато в собственной памяти хранился один, незабывшийся с годами. Ева его и набрала. Когда в трубке раздалось: «Приемнаяадвоката Моисеева, здравствуйте», она облегченно выдохнула и, хищненькоулыбнувшись, подумала – ну теперь-то, душка Петенька, ты от меня никуда неденешься!

Вульф швырнул телефонную трубку на стол и шумно выдохнул.Только что ему сообщили о кончине его сына Дениса, и он не знал, как к этойновости отнестись. С одной стороны, родная кровь, наследник, надо бы горевать,но с другой – Эдуард Петрович давно перестал воспринимать Дусика как частичкусебя. И дело даже не в том, что отец и сын были разлучены еще в детстве, простоДенис как человек был Вульфу неприятен. Трусливая скотина, слабак, глупец инаглец – вот такие эпитеты Эдуард Петрович мог подобрать, чтобыохарактеризовать сына, и эта характеристика вызывала у него приступ отвращения.Вульфу был неприятен тот факт, что из его семени взросло такое никчемноесущество. Конечно, ему и сыновья половая ориентация покоя не давала, но все жене это было приоритетным в его отношении к Дусику. Был бы он просто пидорком,пускай, можно и смириться, но с малодушием Вульф мириться не хотел, вот с сыноми не контактировал.