– Где нашли? – живо поинтересовался Головин,буквально прилипая к стволу носом, и, по всей видимости, уловил запах пороха.

– В горшке, – флегматично ответил опер.

– Каком еще…

– В котором пальма растет.

– Тогда не в горшке, а в кадке, – поправил коллегуграмотный следователь.

– Один хрен, – хмыкнул тот и удалился.

Когда унылая спина оперативника скрылась за дверью, Головинрастянул узкие губы в джокерской улыбке и бодренько так спросил:

– Что скажете, госпожа Новицкая?

– Вы о чем?

– О пистолетике. Девятимиллиметровом «браунинге», изкоторого, предположительно, убили вашего брата. Вы же слышали, наверное, чтоего нашли в кадке… Не ваш пистолетик-то?

– Не мой.

– И вы никогда его не видели и в руках не держали?

– А вы отпечатки проверьте.

– Да кто в наше время на стволах отпечатки оставляет!Все ж кино про разбитые фонари смотрят, знают, что «пальчики» стирать надо…

Ева никак на этот выпад не прореагировала, решив неподдаваться на провокации, а отвечать только на вопросы по существу. Головин,уловив настроение допрашиваемой, перестал паясничать и спросил серьезно:

– Значит, вы утверждаете, что пистолет не ваш?

– Нет.

– И как он попал в кадку с пальмой, стоявшую у вашейдвери, не предполагаете?

– На площадке еще четыре квартиры. Может, кто изсоседей его туда сунул…

– Хотите сказать, кто-то из соседей и вашего братаубил?

– Все может быть.

– А мотив?

– То есть у меня, по вашему мнению, он есть?

– Конечно.

– Ну-ка, ну-ка?

– Первый – давняя вражда. Я знаю, вы рассорились с братомеще до того, как он сел. Денис обвинял вас в том, что вы его обобрали, присвоивбабушкину квартиру со всем антикварным имуществом себе, трубил по всем углам,какая вы гадкая особа, и вы его за это ненавидели…

– Настолько, что решила его убить? – Евапрезрительно скривила безупречные губы. – Не смешите, майор. Вы самитолько что сравнивали меня с героиней «Основного инстинкта», а такие женщины изненависти не убивают, только ради забавы… – Она позволила себе загадочную,как раз в духе Шэрон Стоун, улыбку. – Тем более что я Дусика нененавидела. Мне было на него и на его обвинения чихать!

– Это раньше, до того, как вы стали популярной певицей.Теперь же вам ни к чему скандалы…

– Вы не знаете шоу-бизнеса, господин следователь.Скандалы мне только на руку, это лишняя реклама.

– Антиреклама.

– Ну с моим-то имиджем именно такая работает лучшевсего!

– А если предположить, что Денис вас шантажировал илитребовал своей доли, а вы не хотели делиться…

– Предполагайте на здоровье, – фыркнулаЕва. – А вот когда у вас появятся факты, приходите. – Онадемонстративно зевнула, не удосужившись прикрыть рот ладонью. – Теперь жепопрошу меня оставить. Надеюсь, я помогла следствию, и вы найдете убийцу моегобрата в ближайшее время…

– Позволите еще пару вопросов? – смиренно потупивочи, молвил Головин.

– Слушаю, – процедила Ева.

– Когда вы вышли из лифта, ничего подозрительного незаметили? Удалявшегося силуэта, например. Метнувшейся тени…

– Ничего такого, – подумав, ответила она.

– Может, слышали что? Шаги? Шорохи? Звук закрывающейсядвери?

Ева покачала головой.

– Тогда просто опишите свои действия. Вот двери лифтаоткрылись, и…?

Понимая, что допрос не кончится до тех пор, пока Головин невытянет из нее все жилы, Ева собралась по возможности кратко ответить, но тутна площадке раздался громкий, хорошо поставленный голос генеральши Астаховой:

– Это она его убила, больше некому! – выдала онапрокурорским тоном. – Посторонних утром я в подъезд не пускала, а изжильцов дома находились только женщины…

– А женщины разве убить не могут? – раздался вответ ленивый возглас одного из оперов, судя по всему, того самого, опойного.

– Еще как могут! Но только не наши жилички. Тут одниновые русские квартир понакупали, а у них супруги сплошь глупые курицы. Молодые«миски», ограниченные и безобидные. Им бы только по салонам да магазинамтаскаться… Они на убийство не способны!

– А Ева Новицкая, по-вашему, способна?

– А то! Эта стерва… – Астахова запнулась, углядевв дверной щели нахмуренное лицо Евы, но не смогла задушить в себе рвущуюся изглубины души ненависть. – Она на многое способна. Уж коль бабушку роднуюиз квартиры выжила…

– Заткнись, дура, – рявкнула взбешенная Ева.

– А вот и не заткнусь, – мстительно процедилагенеральша. – Бабку выжила, брата бросила. Он, бедный, как освободился(сел несчастный мальчик ни за что! Уверена – это Фроська его подставила!),сразу к сестре родной, а ее типа дома нету!

– То есть потерпевший несколько раз приходил к сестре,а она делала вид, что отсутствует?

– Приходил, – поддакнула Астахова. – Но егоникогда не пускали в квартиру…

– Меня дома не было, – дивясь старухиномувероломству, бросила Ева. – Я и понятия не имела, что брат вышел… –Она бросила почти умоляющий взгляд на Головина. – Эта ведьма мне даже неговорила, что Денис появлялся тут и меня спрашивал!

– Спрашивал, спрашивал, – словно не слыша ееоправданий, прошуршала генеральша. – Говорил, что повидаться хочет. Я-тоего с детства знаю, вот и пускала…

– Пускали? – переспросил «опойный».

– Ну да. Раза три разрешала в родной подъезд войти и надиванчике этом… – Она указала на тот самый предмет мебели, где Дусикиспустил свой последний вздох, – подождать.

– Но с сестрой он так ни разу и не встретился?

– При мне нет, – поджала губы старуха. – Но ятут редко дежурю…

Ева стиснула зубы, чтобы не обматерить подлую бабку (запасненормативной лексики у нее был огромный!), и мученически посмотрела наследователя. Но тот ее не пощадил:

– Вы первая подозреваемая, надеюсь, это понимаете?

– И что? – только и смогла сказать Ева.

– Подписка о невыезде для начала, – пожал не оченьразвитыми плечами Головин. – Потом посмотрим…

– У меня гастроли!

– Придется отменить.

– А вот хренушки, – запальчиво возразила Ева,прищурившись, как разозленная кошка.

– Госпожа Новицкая, вы что, еще не поняли, как серьезновлипли? – чуть ли не с жалостью спросил Головин. – Думаете, мы тут вбирюльки играем? Так вот, говорю вам последний раз: вы пока единственнаяподозреваемая. И очень перспективная…