Любопытно: ценили ли люди свой золотой век? Понимали, что живут в уникальную эпоху, – или осознать такие вещи можно только задним числом? Судя по древним текстам, афиняне знали себе цену. Послушайте комика Лисиппа:

Без ложной скромности. И очень показательно. Сразу видно, что скотине в Афинах жилось несладко. Еще более удивляет уверенность, граничащая с самомнением. А Перикл и вовсе назвал Афины «школой всей Греции» (предполагая, что спартанцы, коринфяне и прочие греки – лишь ученики). Неудивительно, что многие не жаловали афинян. Однако афинская уверенность редко перерастала в откровенную надменность. Почему?

– Гордыня, – произносит Брэди, доселе слушавший меня с каменным лицом, подобно Сократу.

Гордыня… то есть излишняя гордость.

– Только будьте с ней осторожны, – говорит он так, словно речь идет об опасном грызуне или рискованной сделке. – Греки понимали ее иначе, чем мы. Не просто излишняя гордость, но оскорбление богов.

А если Древняя Греция чему-нибудь нас учит – так это тому, что богов гневить не стоит…

Богиней возмездия была Немезида. Карала она и за гордыню как разновидность жадности – за то, что человек недоволен своим уделом, предначертанным богами, и желает большего. Так гордыня становилась преступлением против богов (но не грехом, ибо христианская концепция греха появилась 500 лет спустя), а потому афиняне старались обуздывать свое самомнение и воздерживаться от излишней спеси.

Брэди объясняет: греки считали добродетель и гений неотделимыми друг от друга. Надутый спесивец не вызвал бы у них интереса, будь он хоть величайшим поэтом и зодчим. Удивительно, насколько это расходится с нынешними представлениями! Мы не только прощаем гению дурной характер, но и ожидаем его. Взять хотя бы Стива Джобса, знаменитого своей капризностью и неуживчивостью. Мы думаем: о, таким мог быть только настоящий гений! Греки относились к этому иначе. О человеке они судили не только по качеству его трудов, но и по качеству его характера.

В подарок нам приносят еще два стакана пива «Миф». Это ставит под удар нашу с трудом обретенную умеренность. Но разве можно отказаться? Между тем я беру быка за рога:

– Почему Афины? Почему именно этот маленький, грязный и перенаселенный город, окруженный врагами и купающийся в оливковом масле, сумел изменить мир?

По мнению Брэди, ответ кроется в отсутствии узкой специализации. В Древних Афинах не было профессиональных политиков, судей и даже жрецов. Все могли делать всё. Солдаты писали стихи. Поэты ходили на войну. Да, профессионализма не хватало. Но у греков такой дилетантский подход оправдал себя. К специализации они относились с подозрением: торжествовал гений простоты.

Каждый интеллектуальный прорыв, утверждает Брэди, – от теории эволюции Дарвина до теории относительности Эйнштейна – делал мир чуть проще.

– Есть хаотический набор фактов, которые с виду друг с другом не связаны. А потом кто-то приходит и говорит: «Постойте-ка! Вот как все это согласуется одно с другим». И нам это по душе.

Скажем, математики любят «красивые доказательства». Красивое доказательство не только правильно, но и элегантно: все на месте и ничего лишнего. Оно радует ум так же, как изящный дизайн радует глаз. Греки всегда искали красивое решение любой задачи. А это неизбежно означало умение увидеть связь вещей. Ведь, как говорит историк Эдит Гамильтон, «увидеть вещь в ее взаимосвязи с другими вещами – значит увидеть ее упрощенной».

Брэди признается, что, несмотря на всю свою образованность, он зачастую не может избежать ловушки сложности. Это случается само собой: в глубине души он ученый, а научный мир ценит и вознаграждает сложность.

Когда президент Джордж Буш-старший посетил Афины, Брэди был его переводчиком. Буш собирался выступать перед греческим парламентом и хотел начать с приветствия на греческом языке.

– Как сказать по-гречески «Да здравствует Греция»? – поинтересовался он.

– Видите ли, господин президент, здесь не все так просто. Есть как минимум два способа сказать «Да здравствует Греция», но у каждого из них свои оттенки. Например, если вы скажете…

Тут Брэди обнаружил, что его не слушают. Президент пошел дальше – искать другого человека, который ответит на вопрос.

Я вникаю в рассказ, ощущая, как в мозгу бурлит водоворот из кофеина с алкоголем, – и тут Брэди делает то, чего при мне не делал никто в Афинах: он смотрит на часы. Ему пора идти.

Он встает из-за столика, отходит, потом внезапно останавливается:

– Знаете, все дело в наложении петель обратной связи.

Что? Погодите, Брэди. Что это значит? Но, увы, поздно: Брэди ушел, утонув в сверкающем море греческого света, обретшего все свое полуденное величие.

Я тянусь за вилкой, но не нахожу ее. Нет также салфетки и, что хуже, кофе. Куда они подевались? Их еще не изобрели. Как не изобрели их в Афинах V века до н. э., где я и нахожусь. Ведь я ужинаю в таверне под названием «Древние вкусы» («Архéон Гéвсис»), где пытаются воссоздать афинские трапезы времен Сократа. По-моему, очень подходящее место для того, чтобы изучить взаимосвязь между едой и творчеством. Ведь сколько существует надуманных штампов! Скажем, «голодающий художник». Но это же ерунда: голодающему художнику не до картин. Нам нужна пища, чтобы творить. Но какая именно пища? И в каком количестве? И не она ли стала причиной греческой гениальности?

Таверна расположена на улочке иммигрантского квартала вдали от основных туристских путей. Когда я вошел, официант в просторных одеждах, похожих на тогу, вручил мне копию «Античных новостей», где было напечатано и меню. Остроумно. Внутренняя обстановка – каменные стены, приглушенный свет и стулья, покрытые белой тканью (того же вида, что и наряд официанта).

На сей раз моя сотрапезница – Джоанна Какиссис, корреспондент Национального общественного радио в Афинах. Она выросла в Северной Дакоте, а несколько лет назад вернулась на родину предков. Мне нравится Джоанна, к тому же в Древних Афинах считалось варварством есть одному, а я не хочу быть варваром.

Мы листаем «Древние новости». Мое внимание привлекает цитата из Эпикура: «Источник всяких удовольствий – удовлетворение желудка». Хорошо сказано, но создает превратное впечатление. Афинян нельзя назвать гурманами. Большинство людей, независимо от социального статуса, довольствовались куском хлеба, парой луковиц и горсткой олив. Как саркастически замечает историк Альфред Циммерн, типичная афинская трапеза состояла из двух блюд: «первого (каши) и второго (каши)». Изысков не было даже на религиозные праздники. На кулинарию греческий гений не распространялся.