Мне кажется, что я наконец готов на него ответить. Но поскольку поиски ответа были непросты и тернисты, то и вам придется набраться терпения. Итак, обо всем по порядку.

Для начала должен сообщить новость совершенно ошеломительную. Оказывается, вся эта мокнущая и пылящаяся по балконам и антресолям стеклянная собственность нам с вами вовсе и не принадлежит. Всякая самая завалящая бутылка является таким же государственным достоянием, как, скажем, какой-нибудь красавец кедр в сибирской тайге или любой из отрогов Памира. Так что, когда, отчаявшись сдать посуду, вы выбрасываете ее в мусоропровод, с интересом прислушиваясь, на каком этаже она разобьется, бутылочному хозяйству державы причиняется боль и обида. Бутылка-то, оказывается, выдана нам во временное пользование под залог тех самых двадцати копеек. И, предпринимая героические усилия, чтобы ее сдать, мы с вами преследуем не мелкие корыстолюбивые цели, а гордо выполняем свой гражданский долг. А поскольку в нашем самом плановом из всех плановых хозяйств все учтено и подсчитано, то в соответствующем ведомстве заранее запланировано, что горожане умудрятся исполнить этот долг на 98 процентов, а сельские жители (видимо, из-за все еще не стертой грани) — на 91. И тогда прорехи в 50-миллиардном бутылочном фонде будут настолько незначительны, что наши замечательные стеклодувы без особого напряжения их пополнят. В общем, налицо тот приятный случай, когда интересы отдельного бутылкосдатчика совпадают с государственными, как костяшки домино. Так почему же, спросит уважаемый бутылкосдатчик, когда я с набитыми авоськами тащусь выполнять этот самый гражданский долг, государство в лице своих представителей из торговой сети встречает меня как нежелательного попрошайку, вымогающего какие-то жалкие двадцать копеек?

Потому что торговле эти ваши пустые бутылки ни к чему. Они для нее маета и морока. Невыгодно им деньги отдавать. Нету интереса.

Впрочем, я-то знаю одно замечательное местечко, где с этим делом порядок. Есть такой город Клайпеда. Уже лет десять город этот переживает бутылочный кайф. У них посуду можно сдать без очереди. Представляете? Любую! Даже из-под шампанского. Смеяться будете — даже импортную! Честное слово, сам сдавал. Этим летом. Там торговое начальство напряглось и подошло к делу по-государственному. Раз для магазина прием посуды — дело десятое, рассудили они, то пусть он ее и не принимает. А мы создадим специальную тарную базу, и для нее прием посуды будет делом наипервейшим, единственным, как первая любовь.

Сказано — сделано. Сколько у них нервов ушло на то, чтобы доказать вышестоящим государственным мужам правильность государственного подхода, это разговор отдельный. Зато база заработала — и дело пошло: Нету очередей, и баста!

Вот оно в чем дело, удовлетворенно скажете вы. Можно, значит, чтобы и торговле было выгодно, и нам не в убыток, и государству не накладно?

Можно-то оно, конечно, можно, отвечу я, но не совсем. Беседовал я с клайпедским торговым начальством и особого восторга по бутылочному поводу не отметил. Был бы я человеком грубым, то сказал бы даже, что навели они бутылочный порядок себе на голову. Не было бы порядка, жили бы, как все, горя не ведали. А теперь что? Лежит на складах этой тарной базы пустой посуды аж на миллион рублей, но пищевой промышленности она не нужна. Клайпедчане рассылают телеграммы пачками во все адреса, кланяются: «Заберите посуду, мы же для вас старались, когда ее у населения выкупали». А им в ответ: «Не надо, не требуется. Прекратите отгрузку».

А тут еще перешла торговля на самофинансирование, и стал этот «мертвый» миллион не только по совести, но и по карману бить. Деньги-то вложены, а вместо прибыли одни убытки. Так с этими бутылками не то что без премии, а и без зарплаты останешься. В общем, скучное дело намечается. Вот и подходи после этого к вопросу по-государственному…

Признаюсь честно, наверное, не стал бы я всего этого писать, если бы жена не принялась наводить к зиме порядок на балконе. И был я, конечно, послан посуду сдавать. Походил, постоял, покурил, бывалых людей послушал, да так с теми же авоськами домой и вернулся. Что уж они мне говорили, я вам передавать не буду, а только сел я за телефон и принялся звонить. Звоню самому начальнику Управления тары Агроснаба.

— Может ли, — спрашиваю, — такое быть, чтобы торговля исправно посуду собирала, а ваши предприятия, которым в эту посуду содержимое наливать, брать ее отказывались?

Начальник — человек государственный, ему, конечно, некогда со мной по телефону тары-бары разводить, он и отрезал:

— Не может такого быть. А если подробности интересуют, позвоните подчиненному мне товарищу.

С подчиненным товарищем подольше разговаривали. Подробности такие выяснились. Посуду, конечно, заводы берут, но не всю. Только ту, которую выгодно. Самофинансирование подпирает, иначе нельзя. (Правда, мы с вами, уважаемый читатель, за любую бутылку по двадцать копеек платим, хотя нам это и не слишком выгодно: мы-то на самофинансирование давно перешли.) Особенно мой собеседник напирал на бутылки из-под шампанского. Повторно под этот шипучий напиток их использовать нельзя. А таких бутылок эдак миллионов двести по стране гуляет.

Раньше-то как хорошо было, разлили в них «бормотуху» — и делу конец. Быстро, выгодно, удобно. А теперь?

Велено госагропромовским предприятиям забирать эти бутылки на разбив. Купить, разбить и… продать. Другому ведомству. Министерству промышленности стройматериалов, предприятия которого стекло производят. А агропромовцы бить посуду не любят. Не потому, что душа болит, а потому, что, оказывается, разбивать бутылки — дело хлопотное, а главное, невыгодное. И цены на стеклобой неподходящие, и вообще… Пусть, мол, кто делает, тот и бьет.

Обращаюсь в Минстройматериалов. Может, и правда по нынешним малопьющим временам большая экономия по посудной части наметилась? Да нет, говорят, что заказывает Госагропром новых бутылок примерно столько же, сколько и всегда — под 3 миллиона. А принимать бой невыгодно.

Такое прохладное отношение к стеклобою меня насторожило. Со школьных еще времен я помнил, что стеклобой не просто битая посуда, а ценнейшее сырье. А тут — «невыгодно»…

Вот финны, например, закупают его у нас с удовольствием и считают, что это весьма прибыльно. (Интересно, как это они умудряются в условиях финского самофинансирования?)

По мнению министерских товарищей, все дело в агропромовской нерадивости: плохо они бутылки бьют, не до той консистенции. А цены за свой недобитый стеклобой ломят несусветные. Невыгодно покупать у них стекляшки. Вот знаете, как собирают и бьют стекло в ФРГ? И они подробно рассказали мне, как замечательно это дело поставлено в Гамбурге.

Надо сказать, что, судя по рассказу, никакой малодоступной супертехнологии гамбургские умельцы не выдумали, все делают на уровне элементарного здравого смысла.