– Садитесь.

Катя села рядом с ним впереди. Отъехали они, что называется, «недалече» – примерно в трех километрах от «Маяка» в направлении Москвы на Ярославском шоссе – огромный торговый центр, а там видимо-невидимо кафе и точек фастфуда.

Страшилин выбрал «Бургер-кинг». Катя взяла себе яблочный сок, салат с тунцом и кусок пиццы в «Сбарро».

Наблюдая за тем, как Страшилин садится, ставя перед собой поднос с двумя огромными двойными бургерами с жареным луком и беконом, сочащимися жиром, как он с волчьим аппетитом откусывает от них, жует и запивает все это крепким кофе из картонного стакана, Катя чувствовала такую тоску!

Страшилин ей категорически не нравился. Более того, он ее раздражал. Катя внушала себе, что это антипатия с первого взгляда. Еще надо возблагодарить судьбу, что он сейчас пьет просто кофе, а не хлещет коньяк. Замначальника главка ведь предупреждал ее. По виду, конечно, никак не скажешь, что Страшилин – пьяница. Но внешность обманчива. Начальство не стало бы говорить зря и бросаться такими намеками.

Как можно есть эти жареные бургеры…

Катя вяло, без аппетита ковыряла пластиковой вилкой салат с тунцом. Тоже не ахти как вкусно.

– Что вы так сразу скисли? – спросил Страшилин, уминая жареный картофель из коробочки. – Расстроились, что свидетели – лгуны? Так они всегда и везде лгуны. По всем делам. Никто никогда не желает говорить полной правды. У всех всегда либо шкурный интерес, либо нежелание впутываться, либо вина в содеянном.

– Вина? – спросила Катя. – Вы что, Глазову в убийстве подозреваете? Или Балашову?

– Я просто привык в делах об убийствах не особо полагаться на свидетелей сначала. Потом, в процессе, когда больше фактов появится, – можно. Сравнить показания, понять, кто меньше врет. А в начале – нет. И вам не советую.

– Если честно, я пока мало что вообще понимаю, – призналась Катя. – Я и трупа толком не видела. Какой он был, этот старик Уфимцев. Видела лишь ноги, носки да тапочки его.

– Нате, полюбуйтесь. – Страшилин достал из кармана плаща паспорт.

Паспорт убитого.

С фотографии на Катю сердито и напряженно смотрел пожилой мужчина – длиннолицый, с залысинами и тонкими поджатыми губами. В облике сквозила отчужденность и властность.

– Что хотите на десерт?

– На десерт?

– Пирожное? – Страшилин улыбался.

– Нет, спасибо.

– А я буду сладкое.

Он встал и снова направился к рядам фастфуда в кафе. Вклинился в маленькую очередь у кондитерской витрины. Катя видела, что он оживленно говорит с кем-то по мобильному. Ему потребовалось сделать срочный звонок – и чтобы она не слышала, с кем он там трепется.

Катя опять глянула на фото в паспорте. Уфимцев Илья Ильич… вот вы какой, ну здравствуйте, вы, наверное, сейчас уже на небесах, оттуда смотрите на нас, как мы тут расследуем. Кто же это так внезапно отправил вас на тот свет?

Страшилин снова вернулся с подносом – на нем еще один стакан кофе и маффины. Он словно никуда пока не торопился с обеденного перерыва.

Прошел час, Катя уже откровенно скучала, оглядывая шумный, переполненный народом кафетерий торгового центра. И тут у Страшилина зазвонил мобильный.

– Есть? – спросил он. – Ага, сейчас подъеду.

– Новости? – встрепенулась Катя.

– Возможно, нашли посетителя, приходившего к Уфимцеву в день убийства. Судя по описаниям внешности – вроде похож.

Поехали назад в поселок «Маяк», однако с Ярославского шоссе Страшилин свернул немного раньше – на узкую бетонку, уводившую, как потом узнала Катя, к речке Соловьевке. Тут на берегу реки почти рядом с поселком располагался большой подмосковный санаторий. Старинная дворянская усадьба – главный корпус в стиле ампир с колоннадой и львами и более современные кирпичные корпуса. Ничего общего с новыми отелями и кемпингами, время тут словно застыло. Но кругом все очень чисто – прямые асфальтовые дорожки в парке среди лип и дубов, скамейки, которые в этот погожий осенний день после обеда в столовой санатория оккупировали отдыхающие.

Страшилин остановился у ворот, и они прошли на территорию санатория. За воротами их встретил участковый.

Катя отметила, что в парке и на скамейках в основном очень пожилые люди. Старики читали газеты, разговаривали, некоторые играли в шахматы, другие медленно прохаживались по аллеям парка – пожилые супружеские пары, старушки, оживленно что-то обсуждающие между собой. Что? Детей, внуков, пенсии, болезни, врачей, назначенные процедуры.

– Я справился в магазине поселка, – доложил участковый, – там продавщица вспомнила покупателя из числа отдыхающих – пожилой, одет в зеленую болоньевую куртку, кепка. Тут сейчас поговорили с администрацией на рецепции – возможно, по описанию это некто Шамшурин Василий Петрович. Здесь его можно разыскать обычно после обеда, он заядлый любитель шахмат.

Из главного корпуса вышла дежурная, она направилась к старикам, игравшим на скамейке в шахматы, и помахала участковому рукой – сюда, мол.

Катя увидела среди шахматистов пенсионера в зеленой болоньевой куртке. Однако он был без кепки, с непокрытой головой – абсолютно лысый, азартный, он весь, казалось, ушел с головой в шахматную партию.

– Василий Петрович!

– Что?

– Василий Петрович! – громко окликнула его дежурная по корпусу. – К вам пришли, вас тут полиция спрашивает!

– Что?

Катя поняла: старичок глухой. Интересно, как это Страшилин начнет его допрашивать сейчас – это кричать надо на весь парк.

– Василий Петрович, добрый день! – громко поздоровался Страшилин. – Можете уделить нам пару минут?

– Что? Ох, сейчас, погодите, надо отрегулировать. – Старик приложил руку к уху.

Катя поняла – там у него миниатюрный слуховой аппарат.

– Я, когда в игре, отключаю, чтобы ничто не отвлекало. Так вы по какому вопросу ко мне, товарищи? – Шамшурин спросил это тоном прежнего очень важного начальника.

– Мы дело уголовное расследуем, – громко, не понижая голоса, объявил Страшилин – неизвестно, какой мощности в ухе у старика «слухач». – Вы в поселке «Маяк» бываете?

– В поселке-то? Да, хожу. В магазин. Магазин там неплохой у них.

– А вчера ходили?

– Да, утром после процедур. Как раз вафли купил, и колбаса у них там тоже…

– Вы знаете Илью Ильича Уфимцева?

– Кого?

– Уфимцева Илью Ильича!

– Нет. А кто это? – старик с искренним недоумением воззрился на Страшилина.

– Он живет, то есть проживал в поселке «Маяк».

– Не знаю я никакого Уфимцева.

– А в «Маяке» у вас есть какие-нибудь знакомые?