Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ради Хлебодарной, не будем врать друг другу хотя бы сейчас! Я вас не интересую, потому что я калека. Вероятно, вы не сразу поняли, что это врожденный дефект. При знакомстве пытались помочь, а теперь только глаза отводите или спите, как сурок!
— Неправда, — буркнул Брант и тут же отвернулся, уставился на подоконник.
Эльгу как кнутом подстегнули:
— Вот! Прямо сейчас! Вы смотрите на аспарагус! Я не вытряхиваю из вас подробности — где вы жили раньше, кто мать Айкена, мне всё равно, любите вы ее или не любите. Просто прекратите врать мне про меня!
— Я не вру, — Брант взглянул на нее удивленно и обиженно. — Вы ничего не спрашиваете. Я молчу.
«Не кричи на него, — укорила лисица. — Он прав. Ты сама все придумала, ничего не спрашивала, а теперь орешь».
— А вы ответите правду, если я начну задавать вопросы?
Брант пожал плечами:
— Наверное. Мы все время к вам приходим. Зачем врать?
— Кто вы? Чем вы занимались до того, как начали разгружать вагоны в депо? Кто мать Айкена? Она жива? Она к вам вернется?
— Я был штурмовиком, — ответил Брант. — Мать Айкена — снайпер. Я не думаю, что она вернется. Я завязал, она осталась воевать.
Эльга оторопела. Брант шагнул, приближаясь к ней вплотную. Проговорил:
— Надо было сказать раньше, пока Айкен к вам не привязался. Но вы такая красивая и добрая, что мне не хотелось вас расстраивать. Теперь вы знаете. Подумайте, надо ли оно вам.
Он крикнул: «Айкен, домой!» и осторожно взял ее за запястье. Потянул руку к себе, не наклоняясь, продолжая смотреть в лицо.
Губы притронулись к запястью, ловя пульс. Брант прошептал:
— Подумай. Мы пока не будем приходить. Ты красивая. Я хочу смотреть. Хочу трогать. Но если ты меня подпустишь близко, я не смогу остановиться. Я — альфа. Помни об этом.
Эльга смотрела как они уходят — Айкен не перечил отцу, удалился, упрямо сжимая губы. Когда дверь захлопнулась, она опустилась на стул и закрыла лицо руками, сдерживая подступающие слезы.
Хотелось перекинуться и навсегда спрятаться под шкурой. Чтобы главной проблемой была мышь, которую лис так и не поймал для лисицы. А не штурмовик-террорист, которого она привечала в собственном доме. И успела влюбиться.
Глава 9. Брант
Налаженная жизнь рухнула в четверг, одиннадцатого декабря восемьсот восьмидесятого года от примирения Камула и Хлебодарной. На следующий день после открытия Первых Зимних Олимпийских Игр. Старательно возведенные стены затрещали еще две недели назад, когда он рассказал Эльге о своем прошлом. Ему стоило больших усилий втолковать Айкену, что пони откладывается на неопределенный срок, а тете Эльге надо от них отдохнуть и заняться своими делами.
Призрачная надежда, что всё как-то утрясется и наладится, мелькнула сразу после работы, когда Брант спустился с обледеневшего моста и вышел на засыпанную снегом привокзальную площадь. Он шел за Айкеном в Дом Культуры железнодорожника, забрать с занятий. Услышал голос Эльги, подошел, повинуясь оклику. Она стояла возле машины, облокотившись на дверцу. Красивая и строгая, в сером длинном пальто и аккуратной вязаной шапочке.
— Я подумала, — сообщила она. — Приходите. Только ты будешь есть! Обедать и ужинать. Понятно?
— Нельзя просто так, — помотал головой Брант. — Надо взамен что-то делать.
— Кому надо? — вздернула подбородок Эльга.
Формулировка поставила в тупик. Брант встал в четыре утра, отработал полторы смены, упахался, перегружая мешки с пшеницей. Это мешало подобрать слова. Мысли окончательно разлетелись в стороны после боя вокзальных часов. Время! Айкен сейчас выйдет из класса, спустится по лестнице, выскочит на площадь с заснеженными клумбами. Нельзя ему одному там стоять. Темнеет рано, под ДК ошиваются какие-то мутные типы.
— Подожди тут, — попросил Брант. — Или подъезжай к ДК. Надо мелкого забрать.
Он двинулся по «зебре», ускорил шаг — быстрее, быстрее, не глядя по сторонам. Наткнулся на кого-то, ударил плечом. Извинился. Услышал гнусавый голос:
— Ты чё, крутой?
О, примелькавшиеся морды… трое самых мутных, все трое — волки-оборотни. Отираются возле кустов, под деревом, прячась от света фонаря. Нарываются. Ну, ладно…
— А чё надо? — Брант развернулся, оценивая противников.
— Ты каждый день шастаешь, да еще мальца таскаешь, — гнусавая морда попыталась обойти, подобраться к открытой спине. — За проход платить полагается, ты чужой асфальт топчешь.
— Треснет у тебя. Без моих денег обойдешься.
— Кру-у-у-у-той… — издевательски пропели из кустов.
Кинулись все трое, разом. Бранта этим было не смутить — нож только у одного, у самого хлипкого. Он старался соразмерять силу, сдерживался. В тренировочном лагере его учили убивать, не по кустам противников расшвыривать. В деревенских драках тоже друг с другом не церемонились. То, что происходило сейчас — не драка, а цирковая пародия. Оборотни вертелись, напрыгивали, отскакивали. Брант лениво отмахивался. Все переменилось, когда от ДК донесся визг — это Айкен вышел, увидел драку. Со стороны вокзала завыла сирена.
«Похоже, вахтер позвонил, вызвал полицаев», — сообразил Брант.
Он чуть не пропустил удар, когда понял, что ему не убежать. Рядом перепуганный Айкен, которого не потащишь в переулки, заметая след. А полицаи сразу не отпустят. И лисенка домой не отвезут, потому что… Брант отшвырнул гнусавого, ударяя спиной о дерево, нагнулся, подхватил камешек, кинул в проезжающую машину, молясь, чтоб Эльга не прибавила газу, остановилась. Та не подвела. Брант выкрутил руку второму оборотню, оттолкнул третьего, крикнул:
— Забери мелкого! Если докопаются, скажи, что ты мать. Поняла?
Полицейская машина уже тормозила у обочины.
— Поняла, — отозвалась Эльга и проехала чуть вперед — к дверям ДК, к Айкену.
Как сердце чуяло — сразу не отпустили. Повезли всех в участок. Там троица внаглую принялась обвинять Бранта в нападении: «Да мы просто стояли, а он такой: "Дай закурить!" А мы не курим… а он сразу с кулаками попер».
Полицейские завсегдатаям участка не сильно-то верили, но показания записывали. А потом, посовещавшись, решили тряхнуть Бранта.
«Где проживал до переезда в Ключевые Воды? Почему не зарегистрировался по новому месту жительства? Кем работал? Служил ли в рядах Объединенной Лисьей армии?»
Закрыли на трое суток, для выяснения личности. Брант ничего другого и не ожидал. Всех не отслуживших на благо отечества альф его возраста — и тех, кто младше, и тех, кто старше — подозревали в причастности к Огненному сопротивлению. Надо сказать, не зря. Если бы Брант был городским, отучился где-то, да хоть года три работал, может, и отпустили бы. А переехавшего из леса наизнанку вывернут.
Сидя в камере, он беспокоился не о себе. О сыне и об Эльге. Уже в полицейской машине, в наручниках, он