– А эта широкая, широкая вселенная зовет нас, – просигналила она.

Шеф Тахи-Безопасности Централа Макс Олгуд шел вверх по пластмассовым ступеням отдела Администрации немного впереди сопровождающих его двух хирургов, как приличествует директору быстрой и ужасной руки власти оптименов.

Утреннее солнце позади троицы посылало их мелькающие тени на белые углы и панели здания.

Их допустили до серебряных теней входного портика, где опускался барьер для неизбежной задержки. Карантинные сканеры прощупывали и проверяли их вплоть до мельчайших микробов.

Олгуд повернулся в терпеливой позе давно привыкшего к этой процедуре, он изучал своих спутников Бумура и Игана. Его забавляло, что здесь они перестают быть хирургами. В эту часть не допускали никаких врачей. Здесь они должны быть фармацевтами. Титул «доктор» нес в себе что-то, что вызывало беспокойство среди оптименов. ОНИ знали о врачах, но только так, как знают министры о простых людях. Слово доктор здесь стало эвфемизмом, точно так же здесь не говорили смерть или убить, и даже применительно к машинам или каким-то структурам ОНИ говорили изнашивается. Только новые оптимены в самом начале их ученичества или простые смертные молодой наружности работали в Централе, хотя некоторых из этих простых смертных хозяева держали довольно продолжительное время.

Бумур и Иган оба прошли проверку на молодой возраст, хотя лицо Бумура было измученное, похожее на эльфа, которое позволяло говорить о возрасте прежде времени. Это был большой, широкоплечий, мощный человек. Иган выглядел тонким и хрупким рядом с ним. И лицо у него было остроконечное с длинной челюстью и маленьким плотно сжатым ртом. Глаза обоих мужчин были такого же цвета, как у оптименов – синие, пронизывающие. Оба они, вероятно, были почти оптами. Такими были большинство хирургов-фармацевтов Централа.

Эти двое беспокойно двигались под взглядом Олгуда, избегая смотреть ему в глаза. Бумур начал говорить что-то Игану, положив ему руку на плечо, нервно двигаясь и как бы массируя плечо. Движение руки Бумура на плече Игана носило оттенок странной фамильярности и напомнило Олгуду, что он уже видел что-то подобное раньше. Но он не мог припомнить, где это было.

Испытательное карантинное сканирование продолжалось. Олгуду показалось, что оно длилось дольше, чем обычно. Он обратил внимание на то, что происходило перед зданием на той стороне дороги. Обстановка была мирная, никак не вяжущаяся с настроением Централа, какое знал Олгуд.

Олгуд понимал, что доступ к секретным записям и даже к старым книгам давал ему ранее не доступные сведения о Централе. Владения оптименов простирались через лиги, которые когда-то были политическими реалиями Канады и се-верных Соединенных Штатов. Оно занимало круг, приблизительно в семьсот километров диаметром, а под землей было двести уровней. Это был район с многочисленными видами контроля – контроля погоды, генный контроль, бактериологический контроль, ферментный контроль… человеческий контроль… В этом маленьком уголке, сердце Администрации, землям был придан вид итальянского ландшафта – черное и серое с оттенком пастели. Оптимены были людьми, которые в мгновение ока могли подстричь гору согласно своей прихоти: «Немного снять с макушки и оставить бачки». По всему Централу природа была сглажена, лишена своей опасной остроты. Даже когда оптимены устраивали какую-нибудь естественную выставку, она была лишена элемента драмы, которая вообще не присутствовала как таковая в их жизни.

Олгуд часто удивлялся этому. Он смотрел фильмы периода до оптименов и видел различия. Все эти отманикюренные прелести оптименов казались ему связанными с вездесущими красными треугольниками, обозначающими фармацевтические пункты, где оптимены могли бы проверить свои предписания ферментов.

– Они всегда это так долго проделывают или дело здесь просто во мне? – спросил Бумур. В голосе его слышался ропот.

– Спокойствие, – сказал Иган. В его голосе слышалась мягкость тенора.

– Да, – сказал Олгуд, – терпение – лучший союзник человека.

Бумур взглянул на шефа Безопасности, изучая его и раздумывая. Олгуд говорил редко, за исключением тех случаев, когда играл на эффект. Он, а не оптимены, был величайшей угрозой Конспирации. Он душой и телом служил хозяевам, супермарионетка. «Почему он приказал нам сопровождать его сегодня? – размышлял Бумур, – Он знает? Он хочет разоблачить нас?»

В Олгуде была какая-то особая безобразность, которая завораживала Бумура. Шеф Безопасности был приземистым маленьким простым смертным из народа с круглым лицом и бегающими миндалевидными глазами и темной щеткой волос, низко опущенных на лоб – по облику его генных инженеров соответствовал типу шанга.

Олгуд повернулся к карантинному барьеру, и с неожиданной остротой Бумур понял, что безобразность исходит изнутри этого человека. Эта безобразность была от страха, созданного страха, личного страха. Это открытие принесло Бумуру резкое ощущение облегчения, которое он просигналил Игану нажатием пальцев на его плечо.

Иган перевел взгляд и пристально посмотрел на улицу через дорогу перед зданием, где они стояли. «Конечно, Макс Олгуд боится, – думал он, – Он живет в окружении страхов, имеющих название и не имеющих таковых… точно так же, как и оптимены… несчастные».

Вид напротив Централа начал проникать в ощущения Игана. Здесь в этот момент был день абсолютной Весны, спланированный в самом могучем центре Контроля Погоды. Лестница Администрации выходила на озеро, круглое и совершенное, как эмалированные синие музыкальные тарелки. На низком холме у узора пласмелдовые плинтусы выступали, как белые камни: шапки лифтов, уходящих замкнутой цепью с большой быстротой вниз во владения оптименов (внизу – двести уровней).

Далеко за холмами небо становилось темно-синим и маслянистым. Неожиданно его прорезали красные, зеленые и пурпурные огни довольно плоского рисунка. Вскоре послышался отдаленный раскат грома. Какой-то из Высших оптименов за пределами Централа устраивал для развлечения прирученную грозу.

Она поразила Игана своей никчемностью, лишенная опасности или драмы, эти два слова, по его мнению, обозначали одно и то же.

Гроза была первым, что увидел в этот день Олгуд, что совпало с его пониманием внутренних ритмов Централа. Явления всемогущей природы представили образец его видения Централа. Люди исчезали внутри его, чтобы никогда не появиться вновь, и только он, Олгуд, шеф Тахи-Безопасности, или несколько агентов, кому он доверял, знали об их судьбе. Олгуд чувствовал, что раскат грома гармонирует с его настроением, звук этот предполагал абсолютную власть. Под грозовым небом, превращающимся сейчас в ядовито-желтое, уничтожающим вид весны, плинтусы на холме над озером стали языческими погребальными памятниками, выступающими на фоне земли как пурпурно-зеленые ромашки.

– Пора, – сказал Бумур.

Олгуд повернулся и увидел, что барьер поднят. Он направился в Зал Совета со сверкающими алмазными стенами, над рядами пустых пласмелдовых скамеек. Все трое двигались сквозь языки пахучих испарений, которые отходили в сторону, когда они касались их грудью.