– Давайте мне показания цикла Кребса через половину балла, – сказал Поттер.

– Тридцать пять, – сказала сестра, – Тридцать четыре и пять десятых, – Голос ее набирал скорость с шокирующей безостановочностью, – Тридцать три… тридцать два… тридцать один… тридцать… двадцать девять… – Освободить все стизы, – сказал Поттер, – Подать полный аминоспектр с активированным хистидином. Начать подачу пиридоксина – четыре целых и две десятых минимума.

Руки Свенгаарда метались над ключами.

– Ленту обратной подпитки белков, – приказал Поттер, – Поставьте его на полную запись ДНК компьютерной автоматики.

Ленты шуршали в вихре.

– Он снижается, – сказал Свенгаард.

– Двадцать два, – сказала компьютерная сестра.

Двадцать один и девять… двадцать два и один… двадцать два и два… Двадцать два и один… двадцать два и два… двадцать два и три… двадцать два и четыре… двадцать два и три… двадцать два и четыре… двадцать два и пять… двадцать два и шесть… двадцать два и пять… Поттер чувствовал напряженную борьбу, которая проходила через каждый его нерв. Морула находилась на нижнем краю уровня смерти. Она могла выжить или умереть в любую из следующих нескольких минут. Или она могла бы выбраться из этой ситуации исковерканной. Такие вещи тоже случались. Когда ошибка была слишком большой, тогда чан переворачивали и выплескивали. Но Поттер сейчас чувствовал, что не может позволить себе потерять его.

– Мутагенный набор возвращения в нормальное состояние! – сказал он.

Свенгаард заколебался. Цикл Кребса следовал по медленной синусоидальной кривой, которая опасно опускалась сейчас в цикл смерти. Он знал, почему Поттер принял такое решение, но следовало взвесить канцерогеническую опасность. Он раздумывал, стоит ли ему спорить против этого шанса. Эмбрион висел менее чем на четыре балла от смертельного погружения в распад. Химические мутагены, применяемые на этой точке, могли бы дать резкий толчок к росту или уничтожить его. Даже если мутагенное средство сработает, оно могло бы сделать эмбрион восприимчивым к раку.

– Мутагенный прибор возвращения в нормальное состояние, – повторил Поттер.

– Дозировка? – спросил Свенгаард.

– Половина минимума на частично-минимальном питании. Я проконтролирую его здесь.

Свенгаард передвинул ключи питания, а глаза его неотрывно следили за показателем цикла Кребса. Он никогда не слышал о применении такой резкой дозировки на уровне, близком к окончательной границе. Мутагены обычно использовались как запасное средство для имеющих частичные недостатки стерри-эмбрионов, шаг, который иногда приводил к драматическим результатам. Он был равносилен встряске ведра с песком до уровня грома. Иногда плазма вируса, представленная вместе с мутагеном, отчасти выходила на лучший уровень. Это могло бы даже привести к получению жизнеспособного эмбриона… но оптимена никогда.

Поттер уменьшил увеличение, изучил течение движения в эмбрионе. Он мягко освобождал ключ питания, искал знаки оптимена. Клеточное движение оставалось нестабильным, до конца неясным.

– Цикл Кребса двадцать два и восемь, – сказала компьютерная сестра. «Понемногу ползем вверх», – думал Поттер.

– Очень медленно, – сказал Свенгаард.

Поттер продолжал свое бдение внутри морулы. Она росла, расширялась толчками и периодами, борясь всей огромной силой, заключенной в этом крошечном поле.

– Цикл Кребса тридцать один и четыре, – сказал Свенгаард.

– Я убираю мутагены, – сказал Поттер. Он отвел микроскоп на перефирическую клетку, привел в норму нуклеиновые белки, выискивая ошибочные построения.

Клетка была чиста.

Поттер проследовал вниз в закругленную кольцами цепь спирали ДНК с все растущим изумлением.

– Цикл Кребса тридцать шесть и восемь, он поднимается, – сказал Свенгаард, – Начать подачу хопина и сенурина?

Поттер отвечал автоматически, все внимание его было сосредоточено на генной структуре клетки, – Да, начинайте с них, – Он закончил цикл прослеживания, переключился на другую периферическую клетку.

Идентична.

Еще одна клетка – та же самая.

Измененная генная структура сохранилась, но это был образец, понимал Поттер, которого еще не видело человечество со второго века генной инженерии. Он подумал о том, чтобы для большей уверенности вызвать ленту сравнения. Компьютер бы выдал ее, конечно. Ни одна запись не терялась и не выкидывалась. Но не посмел… в этом слишком много ставилось на кон. Хотя он знал, что ему и так не надо никакого сравнения. Это была классическая форма, школьная норма, на которую он смотрел внимательно почти ежедневно в течение всего курса изучения медицины.

Супергениальный образец, который заставил Свена вызвать специалиста Централа, был здесь, укрепленный с помощью приспособлений хирургического кабинета. Он был близок к парному, хотя с полностью стабильным образцом плодородия. Основы долголетия лежали замкнутыми в конфигурациях генной структуры.

Если бы этот эмбрион достиг зрелости и встретил плодоносящую супругу, он мог бы вырастить здоровых живых детей без вмешательства генного хирурга. Ему не нужны предписания ферментов, чтобы выжить. Он мог бы пережить десять нормальных людей без этого предписания, и с несколькими ферментными приспособлениями мог бы вступить в ряды бессмертных.

Эмбрион Дюранов мог бы начать новую расу – подобную вечножителям Централа, но драматически не похожую на них. Потомство этого эмбриона могло бы войти в ритмы естественного отбора… совершенно не зависящего от контроля оптименов.

Это был шаблонный образец, от которого не мог бы отклониться слишком далеко ни один человек, и все же это была единственная вещь, которую больше всего боялись в Централе.

Каждому генному инженеру вбивали это в голову в течение всего курса обучения: «Естественный отбор – это сумасшествие, которое заставляет свои жертвы вслепую пробиваться в пустой жизни».

Разум оптименов и логика оптименов должны делать селекцию.

Время как будто остановилось, Поттер чувствовал глубокую уверенность, что эмбрион Дюранов, если он доживет до зрелости, встретит жену, дающую потомство. Этот эмбрион получил свой дар свыше – богатство спермоаргинина, ключ к плодоносному образцу. В потоке мутагена, который открыл активные центры ДНА, генные образцы этого эмбриона привели к такой стабильной форме, о которой ни один человек не осмелился бы мечтать.

«Почему я ввел мутагены именно тогда? – раздумывал Поттер, – Я знал, что это необходимая вещь. Почему я знал это? Неужели я был инструментом какой-то другой силы?»

– Цикл Кребса пятьдесят восемь и постоянно поднимается, – сказал Свенгаард.

Поттеру нужна была свобода, чтобы обсудить эту проблему со Свенгаардом… но здесь были проклятые родители и люди Безопасности… тоже наблюдатели. «Возможно ли, что среди них был кто-то другой, кто видел и был достаточно знаком с этим образцом, чтобы понять, что здесь произошло? – размышлял он, – Почему я ввел мутагены?»