эту чрезвычайно удачную метафору, а затем отломал фрагмент толстой ледяной корки, покрывавшей изнутри морозильную камеру. Лёд, добавленный в джин-тоник вместе с лимоном, отлично завершил общую картину, и теперь всё было сервировано в соответствии с его сегодняшними предпочтениями.

В выборе же досуга на вечер Костечков ни минуты не сомневался — это был просмотр любимого фильма. У Костечкова, на данный момент было 3 любимых фильма: «Русская игра», «Живая мертвечина» и «Егерь». Алексей стал думать над тем, какой из них больше подходит расположению его духа. Костечкова в равной степени привлекали авантюрные перипетии «Русской игры» и макабрический юмор «Живой мертвечины», но в свете сегодняшнего триумфа, ему был ближе маскулинный волевой характер главного героя «Егеря».

На «Егере» Алексей и остановился.

Однако перед тем, как начать просмотр, он зачем-то пристально оглядел интерьер своей комнаты: плакат Iron Maiden «The number of the beast» на стене, не застеленная кровать с жёваными простынями, секретер, шкаф, старое кресло, книжная полка — на ней Лавкрафт, Лукьяненко, романы по вселенной Warhammer 40 000 и книга с неизменно будоражившим всех гостей Алексея названием: «Пожиратели Гашиша». Всё это окружало его почти всю сознательную жизнь, но именно сегодня Алексею захотелось отчётливо прочувствовать обстановку. И некоторое время он старался это сделать, но ничего особенного не почувствовал. Не задумываясь о подоплёке столь необычного желания, Костечков отхлебнул джин-тоника и включил фильм, полностью погрузившись в его повествование.

Глава 4

После того, как культ Йоба в Магнумовой пустыне был повержен, Костечков решил покинуть её пределы и направился в город Самокис, где избавил его горожан от деспотичного правления Зала, короля из династии Беркусов, в чьих предках, по легенде, значились сизые бесы Ростонских гор. Горожане, освобожденные от тирании, высыпали на улицы, вознося хвалы варвару.

— «О, Костечков, будь нашим королём»— молили придворные вельможи, когда тот покидал дворец, лишившийся своего владельца.

— «Я знаю, вы, подлые псы, хотите развратить меня, заставить обрюзгнуть, чтобы мной можно было вертеть, как вам вздумается, но я из рода воинов, и для меня удаль битвы куда дороже золота и самоцветов!»— отвечал им дикарь.

Так, непреклонный в своём выборе, он вышел из дворца и направился к городским воротам. По его пятам шла подобострастная толпа горожан, а из окон домов на дорогу перед ним бросали цветы. Уже у самых ворот он заметил группу людей, которая привлекла его внимание, ведь, он узнал в них своих соплеменников из родной Дыбении — страны суровых гор и ледяных долин. Это были варвары Вас, Слэм и Уил. Впрочем, варварами их назвать можно было только по старой памяти. Они носили шелковые одежды зажиточных горожан, головы их были гладко выбриты, а на поясах не было оружия. Елейноликие, евнухоподные, окончательно скатившиеся в деградацию по спирали искушений, которые предложила им метрополия, они полностью потеряли свою дикарскую стать. Даже очертания их лиц, утратили былую суровость, будто оплавившись под развращающим действием жаркого южного солнца.

— «Вы ли это, воины Дыбении, воины родов?»— насмешливо спросил Костечков, приблизившись, — «Как давно вы променяли боевые плавки на женское платье, ободки на лысины, а секиры — на кубки?!»-

— «Костечков, не нужно наставлять нас. В какой-то момент нам наскучили бесконечные схватки, и мы решили, наконец, подумать и о себе. Ты же всё живёшь так, как будто другой жизни и нет вовсе. Как тебе самому это не надоело?»— скучающе спросил Вас.

— «Я — воин! И это моя жизнь, моя судьба!»— взревел Костечков, — «А вы, ожиревшие лакеи, жалкие тени прошлых себя, вы недостойны быть сынами Грома. Я помню тех Уила, Слэма и Васа, которые бросались в битву при первой возможности, как тогда на леднике Ёрдунганд. Те достойные воины не пощадили бы слабых рабов золота, которых я вижу сейчас перед собой!»-

— «Ай, Костечков, в битвами приобретаешь так мало, а потерять можно всё»— принялся рассуждать Уил, — «Мы же поняли, сколь много большего можно достичь в городах, не подвергая себя постоянному риску.»-

Слэм молчал, периодически кривясь лицом — этот тик был последствием магического урона, нанесенного ему когда-то могущественным волшебником Валентиннием в поединке среди зарослей малины на вершине холма Райвола.

— «Воины, воины — у тебя всё время одно на уме, Костечков»— продолжил Уил.

— «Потому что Дыбениец не может быть никем, кроме как воином!»— вскричал в ответ дикарь.

— «И Дыбения, Дыбения… Ты всё грезишь этой страной, а ведь она давно уже не во власти варваров и дикарей…»— раздосадовано промолвил Уил.

— «Как такое может быть?!»— ещё громче прежнего взревел Костечков.

— «Ты слишком давно не был на родине, Костечков. Вот уже не первую луну там властвует могущественный чародей. Столь могущественный, что даже дикарская сталь и первобытная ярость бессильна против его ворожбы»-

— «Что?! Я не верю своим ушам! Колдун завоевал нашу Родину?!»— вскричал Костечков.

— «Да, как бы тебе горько ни было это слышать, но всё так. Этот Колдун прибыл с запада, призвав себе на помощь великие гибельные силы. С их помощью ему и удалось разбить дыбенийцев. Теперь все варварские пределы в его власти»-

— «Как же зовут этого колдуна?»— спросил Костечков

— «Взагр`Уршъе-Рамутзог’Монг»— без запинки выговорил Уил.

— «Видимо, действительно, я давно не был в Дыбении. Ведь я не помню, чтобы варвары хоть раз проигрывали битву колдунам! Что ж, если во всей нашей родине нет больше достойных воинов, то придётся мне направиться туда, чтобы напомнить дикарям о том, как следует управляться с секирами!»-

— «Костечков, ты идёшь на верную гибель…»— вкрадчиво проговорил Слэм. Но тот его уже не слушал.

— «А что касается вас, то в Самокисе вы хотели достичь многого? Что ж я дам вам всё!»— вскричал со смехом Костечков, — «Теперь вы трое будете королями этого города. Но радости это вам не принесёт, поскольку вы предали свою кровь! Прощайте!»-

С этими словами варвар покинул Самокис чтобы никогда больше туда не возвращаться.

***

— «Лёш, а ты не проспишь?»— раздался сквозь сон голос Мамы.

— «Ммм»— замычал Костечков, — «А по часам что?»-

— «Десять минут одиннадцатого»— ответила Мама. Услышав это, Костечков подскочил на кровати как ужаленный. Пробудившись, он тут же заметил, что во сне сбросил на пол одеяло, однако, начиная с того трагического эпизода, он перестал снимать на ночь трусы, поэтому полной деморализации удалось избежать.

— «Сука, будильник»— раскаянно произнёс он, ведь после того же случая он не только добавил что-то, но и кое-что убрал.

— «А я говорила, ставь и на телефоне тоже»— назидательно сказала Мама, в её голосе слышалось удовлетворение своей правотой.