нередко имеют преимущества перед крупными [36]. На небольших предприятиях, как правило, легче произвести замену оборудования. Процесс управления на них отличается большей простотой и доверительностью. Рабочим мелких и средних предприятий обычно бывает легче понять, каковы конечные цели их деятельности. Небольшие заводы и фабрики, заключал он, имеют то психологическое преимущество, что все, кто там трудится, обычно чувствуют себя органически взаимосвязанными друг с другом.

Понимая и то, что необходимым образом должен существовать также ряд крупных предприятий, Пальчинский считал, что, поскольку Россия не располагает капиталом, чтобы начать их сооружение, деньги на это придется доставать за границей. В 1922 году он предложил, чтобы Всероссийская ассоциация инженеров взяла на себя роль некоммерческого консультанта для акционерного общества, которое будет осуществлять вложение иностранных капиталов в России [37]. Впоследствии, однако, он отказался от этой идеи, предупреждая о необходимости строгого контроля над иностранными концессиями [38]. Будучи социалистом, он опасался того, что иностранный капитал может получить слишком большое влияние в экономике СССР. Его осторожный призыв к инвестиции зарубежных капиталов хорошо соответствовал «новой экономической политике» двадцатых годов, но послужил бы поводом для критики, когда в конце того же десятилетия иностранные концессии были аннулированы.

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ИНЖЕНЕРИЯ

Пальчинский придерживался мнения, что во всех инженерных разработках важнейшим фактором являются люди [39]. Он не уставал подчеркивать, что не может быть успешной индустриализации и высокой эффективности производства без высококвалифицированных рабочих и адекватного обеспечения их социальных и экономических потребностей. Инвестиции в сферу образования способствуют индустриализации больше, чем эквивалентное вложение средств в промышленное оборудование, считал он, поскольку необразованный или подавленный рабочий быстро приведет оборудование в негодное состояние [40]. Простое пополнение оборудования при невнимании к моральному состоянию и выучке рабочих принесет огромный ущерб. Людей надлежит рассматривать не как наемную мускульную силу, но в качестве творческих личностей, имеющих культурные и духовные запросы. Забота об удовлетворении запросов рабочих является, таким образом, не просто этическим принципом, но и необходимым условием для создания эффективного производства.

В 1926 году Пальчинский указывал, что, хотя промышленность России в целом оправилась от ущерба, нанесенного ей войной и революцией, существуют громадные различия в эффективности работы между отдельными предприятиями [41]. Эти различия не были обусловлены неодинаковой технической оснащенностью. Некоторые из наиболее эффективных производств были оснащены хуже, чем те, которые отличались меньшей эффективностью [42]. Все дело сводилось к рабочим — к тому, насколько хорошо они были обучены, насколько хорошо с ними обращались, насколько заинтересованы они были в своей работе [43]. Забота о людях, увещевал Пальчинский руководителей российской промышленности, «принесет больше плодов, чем все остальное» [44]. Реконструкция и рост российской промышленности, считал он, должны основываться на «внутреннем обновлении», а не достигаться ценой навязывания сверху форсированных темпов работы или импорта техники.

Пальчинский верил, что социалистическая Россия имеет возможность создать значительно более человечную промышленность, чем во всем остальном мире. Несмотря на свое восхищение, к примеру, американскими рабочими, он полагал, что промышленные администраторы в Соединенных Штатах чересчур ограничены в своем интересе к извлечению прибыли, а американское общество в целом слишком эгоцентрично. Вместо доктрины Монро с ее лозунгом «Америка — для американцев» Пальчинский провозгласил новый принцип: «Мир — для населяющих его людей» [45].

Парадоксальным образом Пальчинский и некоторые из его чуждых марксизму коллег по Институту изучения поверхности и недр относились к американским методам управления более критически, чем само большевистское руководство СССР. Марксисты, в 1917 году захватившие в стране власть, были полны стремления использовать новейшие методы промышленного управления и занялись штудированном доктрин американцев Фредерика Уинслоу Тэйлора и Генри Форда. Первый из них в первые десятилетия двадцатого века внедрил систему измерения эффективности промышленных операций «time-and-motion» (время-и-движение), которая произвела переворот в машиностроительной практике. Он также рационализировал организацию рабочего места и характер использования рабочими оборудования и инструментов. Генри Форд ввел в автомобилестроение принцип производственного потока и сборочный конвейер. Он впервые внедрил свою систему в пригороде Детройта Хайленд-Парке (штат Мичиган) в 1913 году, то есть всего лишь за четыре года до того, как в России большевики пришли к власти. Применение методов Тэйлора и Форда на американских заводах вызвало рост производительности, но вместе с тем навязало рабочим форсированный темп работы.

«Фордизм» и «тэйлоризм» стали общепринятыми словечками в лексиконе советских промышленных руководителей [46]. Не кто иной как сам Ленин одобрил новые методы промышленного управления, заявив в 1918 году, что «мы должны внедрить систему Тэйлора и научную американскую систему повышения производительности труда во всей России» [47]. Александр Гастев — человек, в 1920-е годы возглавлявший Институт труда, декламировал перед советскими рабочими:

Возьмем буран революции — СССР, Вложим пульс жизни Америки, и Сделаем работу выверенную как хронометр [48].

Пальчинскому и ряду его товарищей по инженерной работе были по душе перспективы роста производительности благодаря внедрению сборочных конвейеров и секундомеров с остановом, однако они с беспокойством думали об умственном оцепенении, которое может развиться у рабочих вследствие применения методов Тэйлора и Форда. Не окажется ли так, что работающего на сборочном конвейере станут расценивать всего лишь как пару рук или винтик в машине, перестав воспринимать его в качестве личности [49]? Социалистический подход к рационализации производства (в отличие от капиталистического) должен сосредоточиваться, считали они, не только на внедрении системы «время-и-движение» ради поиска наиболее эффективного способа надеть гайку на болт, но и на улучшении образовательного уровня и благополучия рабочих. Рабочие, которым такие улучшения приносят личную пользу, будут сами стремиться к тому, чтобы найти наиболее эффективный способ производить продукт своего труда, и станут охотно сотрудничать с администраторами ради выполнения этой задачи [50].

Чем более детально Пальчинский вникал в систему Тэйлора, тем более сильный протест она у него вызывала, и он выдвинул в качестве альтернативы идею гуманистической инженерии [51]. Сущность последней заключалась в подъеме знаний рабочего до такого уровня, когда примитивные методы тэйлоризма, разработанные для неквалифицированных работников, окажутся ненужными. Эрудированные рабочие, полагал Пальчинский, будут хозяевами своего труда, а не его рабами.

В целях подготовки хорошо образованных рабочих Пальчинский предложил создать расширенную систему рабочих школ, которые бы финансировались правительством, но курировались инженерными обществами — такими, как Русское техническое общество. Однако советское правительство не видело никакой необходимости в создании специальных школ вне обычной образовательной системы и к тому же с недоверием относилось к инженерным обществам, многие члены которых, подобно Пальчинскому, не принадлежали к коммунистической партии. Не останавливаясь перед этим, Пальчинский упорно и без успеха боролся за свои педагогические идеи и в 1925 году даже апеллировал в письменной форме к партийному вождю Льву Троцкому