подмышки, начинает тянуть. Она тянет его, и он слышит, как сестра сопит от натуги, как время от времени из ее горла вырываются тяжелые всхлипы. Зимин рад бы ей помочь, но не может. Он беспомощен, как канат, который тянут с обоих концов. На одной стороне Ольга, на другой – боль. На одной стороне жизнь, на другой…

Он проснулся от крика. Кто-то истошно орал в соседней палате.

Зимин посмотрел на запястье – наручные часы показывали первый час.

В палате горел свет.

– Что случилось? – хотел спросить он, но не успел.

Вошла Ольга. За плечами с двух сторон висели по два калаша.

– Подъем, мальчики. – Обходя кровати, она протянула каждому по автомату. – Сейчас попрут.

– Кто попрет? – Зимин сжал тяжелый автомат, не веря в его настоящность.

Де Ниро передернул затвор.

– Увидишь, – сказал он Зимину и обратился к Ольге. – Патроны, Олечка. В прошлый раз двух рожков не хватило.

Ольга покачала головой.

– Экономьте. Сейчас еще по рожку принесу.

– И гранаты, Оля. – Паренек, зажимая ладонью бок, стоял возле своей кровати.

– Хорошо.

Она почти бегом выскочила из палаты.

Де Ниро посмотрел на мужика, которого привезли последним.

– Я не могу, – предвосхищая его вопрос, сказал тот.

– Нельзя, – сказал де Ниро. – Ну-ка, салабон, помоги ему встать.

Паренек, теперь уже не огрызаясь, повернулся к соседу.

Наконец все были на ногах.

Прибежала Ольга и раздала еще по рожку и по три гранаты. Нижняя пуговица халата была оторвана, но вид ее темных трусиков совсем не возбуждал.

– Все, миленькие, – скороговоркой проговорила она. – Держитесь. А мне еще в третью палату нужно.

– Так, – скомандовал де Ниро, когда Ольга выбежала за дверь. – Стрелять все умеют?

Зимин опустил взгляд на автомат и, так же, как и несколько минут назад это проделал сам де Ниро, лихо передернул затвор. Затем, вспомнив виденное в кино, передвинул предохранитель вниз.

– Прекрасно. – Де Ниро в новой роли чувствовал себя превосходно. – Сдерни с окна занавески, – скомандовал он пареньку.

Тот снова беспрекословно выполнил приказ.

Де Ниро продолжал:

– Они полезут в окна и в дверь, поэтому вы двое, – он кивнул пареньку и его соседу, – отвечаете за окно. Мы, – он глянул на Зимина, – возьмем дверь. Стрелять строго по противнику. Не в молоко. Целиться в верхнюю часть – там убойность в три раза выше. Если ранят – не орать, все равно Ольга прийти не сможет. Ну а если убьют…

Он красноречиво замолчал, оглядывая новоиспеченных бойцов. Зимин вдруг ясно ощутил, что он не чувствует никакой боли.

– А теперь все под кровать! – заорал командир и первый полез выполнять приказание.

Едва Зимин успел улечься на живот, как из соседней палаты снова донесся душераздирающий крик. Да такой, от которого свело желудок. И сразу за ним раздалась первая автоматная очередь.

Зимин, уперевшись плечом в приклад и держа палец на спусковом крючке, не отрывал глаз от дверного проема. Не смея отвлечься, он до боли всматривался в узкий отрезок коридора. Раз, два, три… – почему-то открылся счет в его мозгу. На счете тринадцать в коридоре мелькнула тень.

Зимин нажал на курок.

Вырвавшаяся из автомата очередь оглушила его. Гильзы заскакали по полу.

– Стрелять прицельно! – заорал де Ниро, и его крик потонул в грохоте.

Зазвенело разлетающееся вдребезги стекло окна. Потом все накрыл новый звон – в коридоре разорвалась граната. Снова мелькнула тень. Зимин, стараясь целиться в верхнюю часть неизвестно чего, оглохший, но не напуганный, снова нажал на спуск.

– Умри, пидарасина! – орал напротив паренек, паля как ненормальный и заливая свинцом квадрат окна.

«Придурок, – мелькнуло в голове Зимина, – разве можно так расходовать патроны».

Со своей стороны, помня о том, что их мало, он старался экономить. Стрелял строго по теням, успевая прицеливаться. И даже видел, как от его попаданий разлетались по сторонам темные студенистые ошметки нападающих тварей.

Де Ниро, так же, как и его герой в гангстерских фильмах, был на высоте. Он стрелял одиночными, хладнокровно выцеливая мишени. Когда проем заполнился мраком, он вытянул зубами кольцо и метнул туда гранату. Ослепительный взрыв разметал тьму, и снова стал свет.

Тишина наступила внезапно, словно у всех разом закончились патроны. Зимин огляделся. Де Ниро деловито менял магазин.

Он кивнул Зимину, потом позвал через проход:

– Салабон! Живой?

– Вроде, – дрожащим голосом ответил паренек. Потом добавил: – У меня автомат заклинило.

Де Ниро выглянул из-под кровати. Посмотрел на потолок.

– Две, – сказал он.

– Что? – не понял Зимин.

– Еще две лампы разобьют, – пояснил он, – и нам – пизда.

– Как это?

– Каком кверху. – Потом снова крикнул через проход: – А этот, новенький? Он как?

– Я в порядке, – хрипло отозвался тот. – Я пить хочу.

– Нельзя тебе. Терпи.

Зимин перезарядил автомат. Из соседних палат так же доносились характерные щелчки. Везде готовились к новому отражению.

Вдруг где-то в тишине раздалось знакомое «лебовь». Как пароль и как отзыв одновременно.

«Жив дедуня, – улыбнулся под кроватью Зимин, вдыхая запах пота и гари. – Значит, и мы будем жить».

Со стороны окна ворвался ветер, и в палате в один миг стало темно. Леденящий душу крик распорол тишину так, что, казалось, никакой хирург уже не сможет ее зашить. Впервые с начала боя дикий ужас объял Зимина и сковал с головы до ног, и только указательный палец, повинуясь инстинкту, судорожно дернулся. «Лебовь, лебовь», – стучали в голове заветные слова, в то время как его автомат тараторил свои, – и оба они заговаривали смерть. И никак не могли заговорить…

Зимин очнулся на кровати от ноющей боли в паху. Повернув голову на подушке, он увидел лежащего рядом де Ниро.

Тот тоже открыл глаза.

– Жив? – улыбнулся ему Зимин.

– Жив, – в ответ улыбнулся тот.

В палату с уколами вошла Ольга.

– Доброе утро, – сказала она.

– А где мужик? – спросил паренек, поворачиваясь на бок и оттягивая резинку трусов.

– Увезли его ночью. – Ольга резко вогнала иглу в его задницу. – Сердце не выдержало.

В коридоре ярко горел свет. Ничто не выдавало ночного сражения. Держась за пах, Зимин медленно хромал в сторону туалета. Еще издали он заметил, что кровать у окна была пуста.

Закрывшись в кабинке, он приспустил штаны и сел на унитаз.

Поднатужился, и боль стала невыносима.

Исход

1

Он последний раз глубоко затянулся, и дым потек в легкие. Так в наполненный шприц проникает кровь, чтобы через несколько секунд снова оказаться в венах.

– Значит, решено? – спросил он, давя окурок о дно тяжелой стеклянной пепельницы.

– Решено, – ответила она. И, погодя немного, добавила: – Если ты решил.

Он встал со стула, сунул руки в карманы брюк