Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты же уже решил? – в свою очередь спросила она.
– Да. – Ему хватило сил не повысить голос.
Он принял окончательное решение минуту назад, когда понял, что она снова отдает инициативу. В этот раз все будет по-другому.
– Где же ты будешь жить?
Дождь усилился. Казалось, лужа кипит на большом огне.
Он обернулся.
– Не ты, а мы, – твердо произнес, глядя на ее неясный в полумраке кухни силуэт. – По-моему, это обговорено нами изначально.
– Нет, – слабо выдохнула она.
– Да, – возразил он и сжал ладони в кулаки, отчего карманы оттопырились. – Одного из них я заберу с собой.
Словно отгораживаясь от его слов, она сделала неловкое движение, и пепельница, с неприятным шумом проскользив по столу, застыла на самом краю, на треть зависнув над бездной.
– Осторожней, – предупредил он.
– Плевать, – резко ответила она и мотнула головой так, что на миг ощетинились ее длинные волосы. – Ты не сможешь это сделать.
Он покачал головой.
– Я смогу.
– Я тебе не позволю. Я не отдам тебе ни одного.
– Отдашь. Тебя заставят. Этот пункт прописан в брачном договоре.
– Плевала я на договор.
Он вздохнул и пошел на нее. Дойдя до стола, вынул правую руку из кармана. Поправил пепельницу.
Она заплакала.
2
В конце концов она успокоилась. Наверное, поняла, что на этот раз слезы не помогут. Он был неумолим. Почему он не был таким раньше, когда она его еще любила?
– Ну что, я звоню своему адвокату?
Она усмехнулась, глядя на него из-под припухших век.
– Нашему адвокату, ты хотел сказать.
– Теперь только моему, – улыбнулся он одними губами. – Тебе придется обзавестись своим. Если ты еще им не обзавелась, как многими другими.
Это был не намек. Это было утверждение. И оно было неголословным. Его обступали факты, поддерживая и тесня.
– Хорошо, – наконец, после долгой паузы, сказала она. – Ты знаешь, что я не выношу шума.
– Ты не можешь его себе позволить, – возразил он, закуривая новую сигарету.
– Не могу, – согласилась она. – И ты этим пользуешься.
– Я хочу забрать с собой одного из моих сыновей, только и всего.
– Зачем?
Он с удивлением посмотрел на нее.
– Что значит зачем? Глупый вопрос.
Он немного смешался, и она вдруг женским нутром поняла, что нащупала его мягкое место, за которым пряталась неуверенность.
– Нет, погоди. Ответь мне на этот вопрос – и все. Если мне понравится ответ, я соглашусь.
Он покачал головой, показывая ей, насколько она не понимает, что он не шутит и пойдет до конца.
– Ну? Я жду, милый.
Это прозвучало оскорбительно. Он встал, обогнул стол и, не вынимая сигареты изо рта, влепил ей тяжелую пощечину.
3
Наутро он уезжал вместе со старшим сыном. Сыну было одиннадцать, и его сонное лицо не выражало ничего, кроме недовольства. Оно напоминало ему лицо жены, когда она обижалась на него и целыми днями хранила тягучее молчание.
Целуя сына на прощание, она не плакала. Да она и не прощалась с ним навсегда, потому что жить они собирались в пустом родительском доме в сорока километрах от их городской квартиры. «При желании ты можешь видеть его каждую неделю, – сказал он, когда монетка упала на орла. – Звони, и никаких вопросов не возникнет».
Младший сын безмятежно сопел в своей кровати. Глядя на него, он подумал, что, конечно, было бы правильнее забрать младшего, но раз жребий распорядился иначе, значит, так решила судьба.
– А мама с нами не поедет? – Сын посмотрел на него своими большими выразительными глазами, когда они тронулись.
– Нет, – только и ответил он, с неприязнью отмечая про себя, что у старшего глаза его бывшей жены.
До этого момента он ни разу не замечал этого сходства.
От испытанного удовлетворения не осталось и следа. Вроде все прошло так, как он задумал, но что-то мешало ему сосредоточиться на главном.
Дождь закончился. Машина мчалась по шоссе, с шумом рассекая натрое лужи и плывущие в них грязные облака. В поселке, где их ждал дом, имелась средняя школа, и теперь ему нужно было устроить туда сына. Машина неслась вперед, в голову влетали разные мысли и, сталкиваясь, распадались на неравные, вырванные из контекста отрезки.
Они уже подъезжали к дому, когда он услышал следующее:
– Я хочу домой, к маме.
4
Сын болел уже третий день. У него держалась высокая температура, его лихорадило. Ребенок бредил.
Все время звал маму.
На мальчика было страшно смотреть, и у него сжималось сердце, когда после третьей бессонной ночи он вглядывался в знакомое, но теперь ускользающее от него лицо сына.
– Никакого воспалительного процесса я не нахожу, – покачал головой седой доктор, вытирая руки белым вафельным полотенцем. – Причина болезни кроется в другом.
– В чем причина, доктор? – Он полез в карман, вытаскивая сложенные вдвое купюры. – Помогите, прошу вас.
– Я врач. – Старик, не обращая внимания на деньги, отвел его протянутую руку. – Я врач, а не психиатр. В любом случае не мешает сдать анализы. Кровь, мочу, флюорографию, кардиограмму. Энцефалограмму. Мать у него есть?
Он смутился, не зная, как ответить.
Доктор взглянул на него поверх очков и, покачав головой, стал одеваться.
– Рецепт на столе, если будет хуже, звоните в неотложку, – выходя за дверь, произнес он. – Завтра до обеда зайду к вам снова. Выздоравливайте.
Он закрыл за стариком дверь.
– Мама, – раздалось за его спиной.
Сын стоял босиком на холодном полу.
– Это мама ушла? – спросил сын, еле шевеля воспаленными губами.
Он подхватил ребенка на руки и понес в кровать, прижимая к груди горячее тело. «Зачем? – вспомнил он слова жены. – Что ты будешь с ним делать?»
Да-да, он ошибся. Судьба рассудила неправильно. Нужно было взять другого ребенка. Младшего, который был похож на него как две капли воды. Зачем он взял этого? Зачем? Он же ее продолжение, он несет в себе ее начало. Как же он не понял этого сразу.
– Сейчас-сейчас, – шептал, укладывая в постель больного ребенка. – Сейчас-сейчас, – приговаривал, как в бреду, накручивая диск телефона.
– Алло, нам нужно встретиться, – заговорил он в трубку, как только она ответила. – Нам нужно обменять детей… Что?.. Да-да, это необходимо, поверь… Я потом все объясню… Да, потом… При встрече… Давай у кафе на двадцать шестом километре… Выезжай срочно… Срочно, говорю, слышишь? Прямо сейчас!
5
Обмен произошел быстро, как будто незнакомые