Левандовский бросил взгляд на молчаливо сидевшего у окна Орджоникидзе.

— Правильно говоришь, — заметил Серго. — Лучший способ обороны — это наступление, надо выполнить приказ Главкома, помочь Царицыну и частям Красной Армии, которые сейчас ведут тяжелые бои на Дону. Своими активными действиями мы выиграем время, отправим больных и раненых, освободим наши обозы от беженцев.

— Да, но у армии нет патронов, — с досадой заметил Пересвет. — Вы об этом, Михаил Карлович, хорошо знаете.

— Насколько мне известно, Киров везет нам из Москвы боеприпасы, оружие и деньги. Он вынужден ехать кружным путем через Астрахань, потому задержался в пути. Но скоро он прибудет. Киров не подведет, — сообщил Орджоникидзе.

— Части не пойдут в наступление без патронов. Нашим бойцам не хватает сознательности и организованности, — продолжал упорствовать Пересвет. — В частях царит анархия, каждый делает что хочет.

— Вы плохо знаете обстановку, Борис Иванович, — возразил ему Серго. — В дивизиях уже почувствовали твердую руку нового командарма, его умелое оперативное руководство, дисциплина значительно повысилась.

Поймите, наконец, что у нас нет времени ждать лучшего, надо, опираясь на комиссаров, партийные ячейки, рядовых коммунистов, руководить теми соединениями, которые у нас имеются.

Орджоникидзе поддержали все члены Реввоенсовета армии. Командарм тут же набросал приказ: «Немедленно приступить к подготовке наступления, обеспечить доставку патронов и снарядов. Подготовить в Черном Рынке пристань для эвакуации больных, раненых и ценного имущества».

Имевшие в своих подсумках всего по нескольку патронов, красноармейцы сумели прорвать сильно укрепленные позиции деникинцев и занять Баталпашинск и Бургустан. Части, наступавшие вдоль Владикавказской железной дороги, овладели станицами Донской Балкой, Высоцкой, Калиновской и продвинулись к реке Калаус.

Из Серпухова от Главкома Вацетиса и члена РВС республики Аралова пришла телеграмма: «От лица всей Красной Армии приветствую доблестные войска 11-й армии, наносящие удар за ударом врагам Советской республики».

Однако Левандовский не обольщался достигнутым успехом. Он хорошо знал, какой ценой добыта победа, понимал, что удачно начатая армией операция привлечет к себе свежие силы неприятеля, и тогда... может случиться непоправимое. В депеше, направленной Реввоенсовету Южного фронта, Михаил Карлович писал: «Войска 11-й армии перешли по всему фронту в наступление. Одержаны значительные успехи. Настроение бойцов превосходное, рвутся вперед. Это положение необходимо использовать до конца. Если приток патронов и особенно снарядов, которых совсем мало, иссякнет, то не удастся использовать теперешнее благоприятное положение. Необходимо самым усиленным образом бесперебойно снабжать нас боевым снаряжением. Возьмем Армавир и Ставрополь, если будет чем драться».

Но просьба армии осталась без внимания. Командование фронтом, находившееся в 400 верстах от места событий, плохо знало обстановку, допускало преступную беспечность. В то время, когда, напрягая силы, армия Левандовского вела упорные бои с противником, из штаба фронта пришел приказ: «Предлагается всем войсковым частям Каскавказфронта использовать некоторое затишье на фронте на время зимы в целях формирования, строевой и боевой подготовки, проведения с командным составом тактических игр и занятий». До Астрахани так и не докатился грохот орудий с Терека. Белые между тем подтянули резервы. Конный корпус генерала Врангеля нанес мощный удар на участке 3-й Таманской дивизии и глубоко вклинился между штабом, который находился в селе Благодарном, и войсками, наступавшими в западном направлении к реке Калаус. Левандовский сразу же оценил грозившую опасность. Прорыв в этом направлении разрезал бы армию надвое, перекрыл бы пути отхода к Астрахани.

Опасаясь за судьбу 1-й и 2-й стрелковых дивизий, командарм отдал приказ — отойти в район Кисловодска и Пятигорска. В штаб фронта ушло тревожное сообщение: «Положение на фронте 11-й армии критическое. Последствия усталости, заболеваний, доходящих до 50 процентов, отсутствия обмундирования и боевых припасов ставят армию на край гибели».

Это была последняя весточка, полученная Астраханью от окруженной армии. Связисты попытались воспользоваться радиостанцией, настойчиво посылая в эфир оперативные сообщения, но штаб армии их не принимал.

Председатель Совнаркома В. И. Ленин и ЦК РКП (б), обеспокоенные за судьбу 11-й армии, обязывали командование Каспийско-Кавказского фронта оказать ей всяческую помощь. На тревожные телеграммы из Москвы председатель РВС фронта Шляпников отвечал: «Связь прервана, где части и каково их положение — не знаю». Затем из Астрахани в адрес В. И. Ленина, РВС республики и Главкома начали поступать оперативные сводки, отражавшие полное неведение того, что происходило на фронте. Посланная 6 января в полевой штаб РККА депеша гласила: «Во флоте и 11-й армии без перемен». Слово в слово повторялся этот текст в шифрованных телеграммах, полученных в Москве 8 и 14 января, на запрос В. И. Ленина — нельзя ли помочь 11-й армии свежими частями — из штаба фронта сообщили, что «чем-либо реальным они помочь ей до весны, пока не откроется морское сообщение, не могут». РВС фронта ошибочно считал, что перебросить подкрепления через пустынные калмыцкие степи зимой невозможно. (Это мнение было начисто опровергнуто зимой 1920 года, когда по этому маршруту в Терскую область прошел экспедиционный корпус вновь возрожденной 11-й армии.)

А командарм все надеялся с помощью имеющихся у него сил остановить врага и удержаться на занимаемых рубежах. Одновременно с этим Левандовский отдал распоряжение развернуть строительство укреплений и окопов на рубеже Святой Крест — Пятигорск — Кисловодск. На этот участок выехал Орджоникидзе. Партийные организации Пятигорска, Владикавказа и Георгиевска мобилизовали население на возведение оборонительных сооружений.

14 января на столе командарма затрещал телефон. Сняв трубку, он услышал взволнованный голос начальника связи, сообщавшего, что связь со штабом фронта восстановлена. Левандовский и Одарюк немедля поспешили на радиостанцию.

В эфире слышались шум, треск, свист, наконец сквозь расстояние и помехи прорвался голос из Астрахани. Говорил командующий фронтом Свечников, который поинтересовался, как идут дела на фронте? Из Георгиевска ответили: положение серьезное и очень тяжелое, как никогда. Две трети бойцов больны тифом, из-за недостатка медикаментов и врачей люди умирают в лазаретах и на железнодорожных путях. Противник, учитывая момент, всеми средствами пытается сломить армию. Держимся за счет сверхчеловеческих усилий, пытаясь отстоять и выполнить возложенные на нас задачи. Если бы небольшое количество свежих сил, противник был бы сбит. Крайняя нужда в деньгах, снарядах, обмундировании и медикаментах.

Командующий фронтом, все еще не сознававший масштабов разыгравшейся трагедии, спокойно ответил: «Вашей армии необходимо во что бы то ни стало удержаться на занимаемых позициях. Держите с нами связь кроме радио еще и по телефону через Кизляр. Все».

Расстроенными покинули Левандовский и Одарюк радиостанцию. В автомобиле командарм нарушил тягостное молчание:

— По всей вероятности, в Астрахани не имеют представления о трагизме нашего положения, иначе они оказали бы нам более