– Нет. Я заметила лишь силуэт. Точно могу сказать лишь то, что он выше отца на голову. И еще знаю, что из окна он выбросил труп. Или же папа был просто без сознания? – вдруг подумала я вслух. – Возможно… в стельку пьян?

– Так-так, уточните – с чего такие выводы?

– Он совсем не сопротивлялся. А вы тогда заявили, что следов насилия на теле не было… А вскрытие? Вы же делали вскрытие?

– Вот зря вы тогда меня не стали слушать, – укорил Сотник, а я вспомнила, как молча подписала документы, когда приехала за телом отца. Сотник действительно пытался мне что-то сказать, но я, хлопнув дверью, ушла.

– Как понимаю, вы уже допускаете, что это было убийство? Он не сам выпал из окна? – с вызовом спросила я.

– Ваш отец скончался не от падения с высоты, а от отравления суррогатным пойлом. А потреблял он его, скорее всего, не в одиночестве, как мы решили. Вы помните, что эксперт забрал стакан и бутылку, что стояли на столе? Один стакан! И на бутылке были найдены отпечатки пальцев лишь вашего отца. Что меня и насторожило…

Я, ничего не поняв, уставилась на Сотника, ожидая продолжения.

– Ну, кто-то же должен был продать ему эту бутылку левой водки? Не сам же он ее произвел и наклеил этикетку? Следовательно, должны были быть и еще пальчики. А их старательно уничтожили. Встает вопрос – кто и зачем? – пояснил тот.

– Значит, отец точно был не один! А уголовное дело так и не завели?

– Не было оснований. Мы нашли производителя паленки, точку сбыта в Пенкино, где ваш отец приобрел бутылку – он там постоянный покупатель. Продавец подтвердила, что продала одну поллитровку ему именно в тот день. Естественно, с полным набором отпечатков пальцев нескольких лиц, включая ее саму. С ней, бутылкой, он и отправился обратно домой, проведя предыдущую ночь в доме друга-собутыльника. Вы, Ляна Шандоровна, накануне его не дождались бы, приди вам в голову эта мысль – остаться до победного.

– Понятно. А того, кто стер пальчики, вы и не искали, – не удержалась я от упрека.

– Что смог, я сделал. Опросил тех, кто видел, как он уходил из Пенкино. Все показали, что ваш отец отбыл в одиночестве. Часам к четырем он пешком должен был добраться до дома, если, конечно, по дороге его ничто не задержало.

– То есть этого главного цыгана, баро, убил точно не отец?

– Точно. В силу состояния нестояния. Пришел в себя ваш отец лишь к обеду следующего дня, ставшего для него роковым. Тому куча свидетелей.

– И вы думаете, что смерть отца и баро как-то связаны?

– А вы, после того, что я вам рассказал, связи не видите? Кстати, убийство Тамаша Бадони так и не раскрыто. По вашему отцу следствие пришло к выводу, что отравление было вызвано передозировкой некачественного алкоголя в крови. Помог ему кто или сам он – неизвестно. Но потреблял он в течение суток, сначала в Пенкино, продолжив дома…

– Где наверняка еще был запас его собственной наливки. Обычно он делал коктейль с водкой…

– Не в этот раз!

– В шкафу под мойкой пустой тары море… Вы же дом не осматривали! Потому что не было оснований! – не удержалась от сарказма я, ругая в душе себя – почему не настояла на своем?!

– На сегодняшний день мы имеем два неоспоримых факта: убийство Тамаша Бадони и ровно через сутки отравление вашего отца Шандора Бадони. Убийца первого не найден, но ваш отец мог и сам ускорить свою кончину. Так что левая водка не была никем отравлена, а стала той самой пресловутой последней каплей.

– А стертые отпечатки?!

– Допускаю версию, что уронил бутылку в грязь, вымыл, открыл, налил… дождь шел с обеда, как вы сами знаете. Косвенно такую версию подтверждает тот факт, что грязная одежда валялась кучей на веранде, опять же – вы ее и обнаружили. Шел под дождем, поскользнулся, упал… ну и так далее…

– Вашей фантазии предела нет, Михаил Юрьевич.

– Первые версии часто начинаются с догадок и предположений. А потом подтягиваются факты, результаты экспертиз, свидетельства очевидцев – и вот вам вполне рабочий вариант. Очень даже нередко он оказывается единственно верным.

– Ловко. И какая же, по-вашему, связь между преступлениями?

– Мы до сих пор не знаем мотива убийства баро. В одном я уверен – и сестра его Люба, и ее соплеменники о чем-то дружно тогда умолчали. На мой вопрос, почему Тамаш, вместо того чтобы бороться с огнем, вдруг садится в машину и уезжает, Люба лишь пожимала плечами. Но, чувствую, причина его бегства ей хорошо известна. А жаль, что вам так безразличны ваши цыганские корни. Я бы вас к родне отправил… поговорить по душам…

– Нет у меня в таборе родни! – возразила я и вскрикнула от боли – защемило сердце, словно я вмиг потеряла что-то дорогое.

– Что с вами? – всерьез испугался Сотник, вновь хватая меня за плечи.

– Отец не хотел, чтобы я знала о его жизни среди цыган, я не лезла с расспросами, – ушла от ответа я. – Тем более мама была бы недовольна. Возможно, говорить со мной на эту тему запрещала она. Теперь я думаю, у нее были для этого основания.

– Какие же?

– Например, смерть родителей отца вполне может оказаться с криминальным душком – взять и умереть в один день, как в сказке? Маловероятно. Опять же, пожар. Это был поджог?

– Да, но там причина – конфликт из-за цыганской девушки. Бадони отказался отдать ее замуж за русского парня.

– А мотив убийства баро тот же? Догнал и добил?

– Нет, парень в это время принимал участие в драке, вся его родня и друзья – тоже. Это подтвердили обе стороны конфликта. За поджог ему дали срок.

– Сами подумайте, мама могла меня отпустить в табор? Хотя бы в гости? Я бы своему мужу запретила даже упоминать о такой родне.

– Вы жестоки, Ляна Шандоровна.

– Ничуть! Мне вполне хватает драмы в моей семье.

– Ну, хорошо, как знаете. Пока оставим это