Юная массажистка смазывает руки маслом.

Фред Баллинджер лежит на животе на массажном столе, опустив лицо в отверстие, и разглядывает стоящие на полу маленькие сандалии массажистки.

Девушка нежно кладет ладони Фреду на голую спину. Начинает массировать, но вскоре останавливается.

– Я сделаю вам другой массаж, вы напряжены. Вернее, нет, не напряжены. Вы взволнованы.

– Ваши руки все понимают.

– Через прикосновения можно многое понять. Только люди почему-то боятся прикасаться друг к другу.

– Наверное, им кажется, что прикосновения связаны с удовольствием.

– Тем более нужно трогать друг друга и не разговаривать.

Фред умолкает. Он разглядывает пол. Спустя некоторое время спрашивает:

– Вы не любите разговаривать?

– Я никогда не знаю, что сказать, – честно признается она.

– Мы часто забываем о том, что искренность – это замечательно. Правда?

Массажистка начинает массировать по-другому. Ей нечего сказать, поэтому она больше не разговаривает.

Фред расслабляется и закрывает глаза.

Мик и его сценаристы карабкаются по крутой тропинке к вершине горы. Навстречу им попадается спускающаяся вниз молодая семья. Отец несет в рюкзачке на спине трехлетнего сына. Малыш сладко спит. Мик смотрит на него.

Они забираются на вершину, где оборудована удобная площадка. Здесь можно послушать тишину, звенящую в чистом воздухе, полюбоваться прекрасным видом на Альпы и на долину.

На площадке подзорная труба – такие обычно устанавливают для туристов. Чтобы посмотреть в трубу, нужно опустить монетку.

Сценаристы молча любуются видом. Мик отделяется от них и опускает монету в подзорную трубу.

Потом говорит ребятам:

– Идите сюда, взгляните!

Первой подходит девушка. Мик объясняет ей, остальные стоят вокруг и тоже слушают.

– Теперь послушай! Видишь гору напротив?

– Да. Кажется, она совсем близко.

– Точно. Так видишь в молодости. Все кажется совсем близким. Это будущее. А теперь иди сюда.

Он берет ее за руку и подводит к подзорной трубе с другой стороны.

Девушка глядит на лица своих юных друзей, которые теперь кажутся совсем далекими, хотя они стоят в паре метров от нее.

– А так видишь в старости. Все кажется далеким. Это прошлое.

Девушка растрогана. Ей не видно (потому что, если смотреть в трубу с противоположной стороны, все кажется очень далеким), что парень, с которым она вечно ссорится, тоже растроган.

Никто не знает, что сказать.

Мик подходит к сумке, присаживается, достает бутылку шампанского и пластиковые стаканчики, а тем временем объясняет:

– В молодости я говорил себе: когда состарюсь, я не должен повторять ошибку всех стариков, не должен стать придирчивым и назойливым. И вот я стал придирчивым и назойливым. Так что простите меня. Ладно, пора поговорить о серьезных вещах: Бренда ждет не дождется начала съемок. А я страшно горд тем, что написал сценарий вместе с вами. Я должен вам кое в чем признаться. Я снял двадцать фильмов, но все они не имеют никакого значения. Для меня важен только этот фильм. Потому что в нем… да, одним словом, это мое духовное, идейное и нравственное завещание. Для меня существует только этот фильм. И ничего другого. Так что давайте выпьем за окончание работы над третьим вариантом сценария “Последнего дня жизни”.

– А как же финал, Мик?

– Финал мы рано или поздно найдем. Ваше здоровье!

В чудесном парке с вековыми деревьями и покрытыми навесом дорожками никого нет. Появляется приземистый мужчина с огромным пузом, с головы до ног намазанный грязью для массажа. Мужчина похож на неудачно вылепленную статую. В руке он сжимает сотовый и сердито кричит в телефон по-итальянски с сильным неаполитанским акцентом: – Бебе, ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты требуешь, чтобы я через два дня поставил тебе моцареллу, двадцать четыре тысячи головок. Ты в каком мире живешь? Слушай меня внимательно: не смей трепать мне нервы, пока я отдыхаю и расслабляюсь, потому что тот, кто последним прервал мой отпуск и помешал мне расслабиться, сам потом уже больше никогда не расслабился… Пока! Завтра напишу по WhatsApp.

Джимми Три и Фред Баллинджер плещутся в бассейне. Они прижались спиной к стене, отдавшись убаюкивающему мощному потоку воды.

Фред открывает один глаз и видит неподалеку Мика, прогуливающегося вместе с врачом. Они о чем-то напряженно беседуют. Фред закрывает глаз.

Джимми и Фред молча лежат в воде с закрытыми глазами, пока их не пробуждает появление мальчика-скрипача.

– Здравствуйте, Фред Баллинджер!

– Привет!

– Я хотел вам сказать, что проверил у администрации отеля. Вы на самом деле Фред Баллинджер.

– Отлично, я рад, что ты в этом уверен.

Джимми Три улыбается.

– Я хотел вам сказать кое-что еще.

– Говори!

– Я хотел сказать, что, с тех пор как вы исправили мне положение локтя, мне стало удобнее играть. Скрипка звучит естественнее.

– Очень хорошо. Знаешь, почему так выходит? Потому что ты левша. Левши не любят правила, неправильное положение руки им помогает.

Внезапно рядом с ними возникает физиономия тучного латиноамериканца. Он слышал весь разговор и теперь, с сильным испанским акцентом, откровенно признается всем троим:

– Я тоже левша.

Фред, Джимми и мальчик смотрят на него. Они растеряны и взволнованы.

Джимми приветливо улыбается ему и говорит:

– Господи! Да ведь всему миру известно, что вы левша.

Лена, закутанная в одно полотенце, сидит на берегу прелестного пруда в гостиничном парке. С рассыпанными по плечам мокрыми волосами она кажется еще красивее. Перед ней стоит взволнованный хиппи-альпинист. На нем тоже одно полотенце, он похож на огромного медведя. Волосатые плечи, волосатая грудь, борода, длинные волосы – громадный дружелюбный зверь.

Лена сидит с закрытыми глазами. А он не может оторвать от нее своих добрых глаз.

Альпинист сглатывает, набирается духу, собирается заговорить, робеет, потом все же решает попытаться. Это его шанс. С заметным тирольским акцентом он произносит:

– Меня зовут Лучо. Лучо Мородер.

Растерявшись, он глупо смеется. Смех звучит, как раскат грома.

Лена открывает глаза и равнодушно, без всякого выражения отвечает: