Фанаты «Острова любви» меня поймут.

Пятница, 27 июля

Это весьма любопытное поражение кожи. Я рассматриваю его, направив лампу на торс мистера Спеллера. Рассматриваю близко. Мой нос практически касается волос на его груди. Он сидит молча, пока я провожу осмотр. Я понятия не имею, что это такое. Есть в мистере Спеллере что-то неловкое. Я чувствую, как напрягается его тело, пока он сидит на смотровой кушетке рядом со своей аккуратно сложенной рубашкой (для меня это красный сигнал, который указывает на странных людей: кто так аккуратно складывает рубашку во время осмотра?). Я подозреваю, что раньше его так не осматривали. Ему всего 36 лет, поэтому мне не хватит смелости сказать ему, что еще через 30 лет врач будет совать свой указательный палец ему в зад, чтобы проверить прямую кишку. По сравнению с этим сегодняшний осмотр — приятная прогулка в парке.

Я снова рассматриваю это странное кожное поражение. Мы лечили его стероидным кремом с противогрибковым эффектом шесть недель (обычно такого времени более чем достаточно), поскольку я предполагал, что это может быть грибковая инфекция под названием «стригущий лишай». Однако красное пятно все еще здесь. На самом деле, оно только стало больше.

Отдалившись от пятна, я смотрю на мистера Спеллера, но он, разумеется, смотрит не на меня, а четко прямо. Ему все это определенно не нравится. Я кашляю, чтобы привлечь его внимание. Он смотрит на меня.

«Давайте возьмем соскоб с кожи и узнаем, что лаборатория скажет нам об этом малыше!»

Он хмурится, услышав выбранное сравнение, но затем неохотно кивает в ответ на мое предложение. Когда я возвращаюсь к компьютеру, чтобы быстро распечатать направление, мистер Спеллер начинает одеваться.

Серьезно, парень? Как, по его мнению, делается соскоб? Через одежду?

Я объясняю, что мы сделаем соскоб прямо сейчас и ему нужно оставаться без рубашки. Он снова кивает, на этот раз с еще меньшим энтузиазмом, и опять устремляет свой взгляд на тысячи метров вперед. Я подкатываю к нему стул и сажусь, держа в руках скальпель и лист бумаги (на него попадут частицы кожи). Я поднимаю глаза и улыбаюсь. Разумеется, он не смотрит на меня — мне уже стоило это усвоить. Я осторожно вожу скальпелем по пятну и ловлю листком бумаги сухие красные хлопья кожи. После очередного движения скальпелем я решаю, что мы закончили.

«Все, мистер Спеллер», — объявляю я.

В этот момент все начинает идти кувырком. Я поворачиваюсь, держа в руках бумажку с образцом кожи. Она еще не свернута. На меня дует вентилятор, включенный на полную мощность. Словно в замедленной съемке, я наблюдаю за тем, как частицы кожи мистера Спеллера летят прямо на меня. Я открываю рот и замираю, не зная, что делать дальше. Черт! Каким-то образом мистер Спеллер не заметил мою маленькую техническую ошибку. У взгляда на тысячу метров вперед тоже оказались свои плюсы. А у меня есть два варианта: признаться в случившемся, или чуть-чуть приврать, сказав, что нам нужно еще немного кожи. Ложь во спасение пока никому не вредила (хотя это не всегда так; взять, например, президента Клинтона и Монику Левински).

Я соскребаю еще немного кожи, сообщив, что того образца оказалось недостаточно. Мистер Спеллер продолжает смотреть на тысячу метров вперед. Одеваясь, не глядя на меня, он не спрашивает, когда можно узнать результат, и даже не вступает со мной в маленький диалог о погоде. Неудивительно, что, одевшись, он вылетает из кабинета. Заполнив его карту и написав себе напоминание связаться с ним, как только результаты будут готовы, я вспоминаю о своей рубашке. Господи! И о своем рте. Я смотрю на рубашку и думаю о том, что ее придется постирать в горячей воде. А еще нужно почистить зубы, как только я вернусь домой. Сразу же. Определенно до того, как поцеловать Элис.

Воскресенье, 29 июля

В эти выходные настроение у меня не очень. Вчера вечером лучшая молодежь города решила, что дорога перед нашим домом идеально подходит для запуска фейерверков. Убедившись, что в стенах дома не застряли неразорвавшиеся ракеты, я замечаю, что машину опять поцарапали. На этот раз пострадал капот. Великолепно! Наша машина напоминает дерьмовую версию «Волшебного экрана», вот только функции «Стереть нарисованное» у нее нет.

Я уверен, что в сельской местности люди так себя не ведут.

Понедельник, 30 июля

Думаю, пытки белым шумом именно так и выглядят. Мистер Пек называет пятую причину, по которой он здесь. Как ни странно, он делает это с улыбкой, словно оказывая Национальной службе здравоохранения услугу, вываливая на меня все свои проблемы за одну консультацию. Это особенно раздражает. В обычный день я бы показал ему свои стальные кулаки, но сегодня, взбодренный редкой ночью крепкого сна (Элис уехала в гости к ее родителям на Южном побережье, поэтому мне не пришлось спать с моржом-эпилептиком), я натягиваю бархатные перчатки.

Когда жалоб так много, мне приходится заполнять карту во время монолога пациента. Периодически я слегка киваю в знак согласия или обеспокоенности. Обычно я заполняю карту после того, как пациент выйдет из моего кабинета. Это позволяет указать только основные моменты, а не писать «Войну и мир». Язык тела мистера Пека слишком расслабленный. Он словно говорит: «Я пришел, чтобы остаться». Господи, он снял кофту! Это красный флаг, я этого не выдержу.

Мы решили четыре из пяти его проблем, а именно: 1) измерили артериальное давление (скучно, но важно); 2) заполнили направление на ежегодный анализ крови, оценивающий функцию почек (еще скучнее); 3) решили, нужны ли ему антибиотики для лечения простуды (определенно нет, если он не хочет внести свой вклад в глобальную проблему антибиотикорезистентности); и 4) определили, выглядит ли порез на его пальце, полученный на прошлой неделе во время плотницких работ, воспаленным (нет). Теперь мы переходим к последней, пятой проблеме. Мужская грудь. Я перестаю печатать и поднимаю глаза.

Уже не так скучно.

Похоже, он скрывал свое беспокойство какое-то время, но, начав встречаться с новой девушкой, он все же решил провериться, поскольку она пошутила на эту тему. Очевидно (я стараюсь не улыбаться), она сказала, что его грудь больше, чем ее. Проводив его до смотровой кушетки, я осматриваю беспокоящую его парочку и улыбаюсь, стараясь его подбодрить, потому что грудь точно мужская. Я снова усаживаю его на стул и объясняю, что это заболевание называется «Гинекомастия» (чрезмерное разрастание нормальной ткани груди).

Шокированный, он смотрит на меня.

«Выходит, у меня правда титьки?»

Я думал, что он начнет спрашивать, нужен ли ему бюстгальтер (я точно не знаю, как ответить на такой вопрос), но, к счастью, он просто спросил, почему так произошло. Честно говоря, у меня нет времени на еще один школьный урок анатомии, но я осторожно вкладываю ему в руку буклет о дисбалансе тестостерона и эстрогена. Кроме того, я вполне уверен, что у него нет ничего серьезного.

Мистер Пек огорченно смотрит на меня и спрашивает: «Мне нужна операция?»

Я радостно отвечаю, что в этом нет никакой необходимости. В его случае проблема решается похудением. Худеть можно начать прямо сейчас, перестав каждую ночь выпивать полторы бутылки красного вина с его новой подругой. Он решительно кивает. Мы договариваемся сделать несколько анализов крови, чтобы убедиться в отсутствии других патологий. Однако, согласно философии бритвы Оккама[9], «если вы слышите топот копыт, думайте о лошадях, а не о зебрах». Простые вещи случаются чаще. Вооруженный буклетом, направлением на анализы крови и философской цитатой, мистер Пек выходит из кабинета.