Когда определили место для будущего дворца, правительство стало скупать все дома, которые пришлось бы затем снести. Один из них принадлежал бондарю по имени Бонвиван. Его маленький дом, вместе с землей, никак не стоил более тысячи франков. Владелец запросил десять тысяч. Об этом доложили императору, и тот приказал купить дом за названную цену.

Подготовили контракт, но Бонвиван, подумав, запросил тридцать тысяч. Наполеон и на это согласился. Затем бондарь поднял цену до сорока тысяч. Архитектор вновь доложил императору о сложившейся ситуации.

— Вот оно что! — воскликнул Наполеон. — Этот плут явно злоупотребляет своим положением, тем не менее у нас нет иного выхода; нам следует заплатить ему.

Но бондарь поднял цену до пятидесяти тысяч! Архитектор вновь явился к императору. Тот был возмущен и заявил:

— Этот человек — настоящий негодяй, ну что ж, я не заплачу ему ни гроша за его дом. Пусть этот дом останется как памятник моего уважения к законам.

Бонвиван не знал меры и «остался с носом». А вернувшиеся Бурбоны с ним не церемонились: они снесли фундамент дворца, после чего хибара бондаря развалилась. Никакой компенсации он не получил и еле сводил концы с концами.

Революция поставила вне закона многих членов бывших привилегированных сословий французского королевства — дворянства и духовенства. Каждый эмигрант «умирал гражданской смертью», а его состояние «делалось собственностью Республики».

Вернуться на родину означало верную смерть. Если такой человек был обнаружен и его личность установлена, то его немедленно казнили.

Революция закончена, но зловещий закон все еще действует. В списках приговоренных к смерти значатся 146 тысяч имен — дворян, офицеров, бывших парламентариев, священников, политиков тех партий, что давно сошли со сцены.

Двести или триста тысяч человек остались во Франции, но были наполовину лишены прав. Это родственники и свойственники эмигрантов — люди, которым запрещено занимать государственные должности, избирать и быть избранными в органы власти.

Бывшие дворяне по закону уже не считались французами. Они должны были натурализоваться.

Что Бонапарт делает со всеми этими людьми? Режим Консульства непрочен, продолжается война с Англией и Австрией, и молодой правитель действует осторожно и поэтапно.

Конституция 1799 года провозглашает невозможность возвращения эмигрантов. Однако теперь всякий француз — если он не эмигрант и не высланный — имеет право подавать голос, быть избранным и занимать общественные должности. Через двенадцать дней принимается постановление Государственного совета, по которому возвращаются гражданские и политические права бывшим потомственным и личным дворянам, родственникам и свойственникам эмигрантов, всем «внутренним эмигрантам».

Возвращаются видные государственные мужи — Карно[92], Бартелеми[93], Буасси д'Англа[94], ранее вынужденные бежать либо сосланные. Освобождаются репрессированные Директорией политики. Выпущены на свободу священники, томившиеся на острове Ре.

В первые дни Консульства Наполеон посетил государственную тюрьму. По его приказу и в его присутствии освобождались граждане, арестованные по чудовищному закону о заложниках.

— Несправедливый закон, — говорил при этом Бонапарт, — лишил вас свободы. Мой первый долг возвратить ее вам.

Он побывал и в других тюрьмах, требовал списки заключенных, расспрашивал этих людей и обещал правый суд.

Принимаются законодательные акты, значительно убыстряющие рассмотрение просьб об исключении из эмигрантских списков. Дело пошло еще веселее, когда Бонапарт победил австрийцев при Маренго[95] и почувствовал возросшую уверенность в прочности своей политической системы.

Правительство знало, что некоторые эмигранты, все еще находившиеся в списках, нелегально прибывали во Францию, и смотрело на это «сквозь пальцы». А после заключения Амьенского мира с Англией и конкордата с Ватиканом[96] были амнистированы все, кроме наиболее одиозных лидеров оппозиции и видных членов протестующей эмиграции. Таких оказалось не более тысячи человек

Те, кто вернулся, получали все права гражданства. Они должны лишь пообещать «быть верными правительству, установленному Конституцией, и не поддерживать ни прямых, ни косвенных сношений и переписки с врагами государства».

Правда, вернувшиеся зачастую не имели никаких источников дохода — их собственность была конфискована. Сенатским решением им вернули часть еще непроданных имений. В денежном выражении это была лишь двадцатая доля утраченного — сто миллионов из двух миллиардов.

Сам Наполеон был вынужден признать, что эту «милостыню» распределяли несправедливо: наиболее нуждавшиеся остались ни с чем. Позднее он скажет, что «сорок тысяч граждан лишены всяких средств к существованию». Они живут у родных и близких, как гости и прихлебатели.