– Но в тот день Трэвис был с ней? Не возражаешь поговорить на эту тему?

Как ни странно, она не возражала. Ему можно рассказать, он ведь тоже без ума от мотоциклов.

– Да. – Она вздохнула. – Трэвис был с ней. Он обожал ее железного коня и с нетерпением ждал получения собственных прав. Думаю, мама хотела купить ему «Кавасаки».

– Сколько ему было, когда случилась авария?

– Четырнадцать.

– На пять лет младше тебя. У вас с ним большая разница в возрасте.

– И слава богу! Не знаю, как бы справилась, будь я поменьше.

Эва надолго замолчала. Маршалл оттеснил ее и выключил газ. От его близости кожу у нее стало покалывать.

– Сменим тему?

– Нет, я рада поговорить о моей семье. Просто временами забываю.

– О чем?

– Что теперь остались только мы с папой, – печально ответила она.

– Ты так говоришь, будто…

Она подняла на него глаза:

– Существует реальность. Если Трэвис пропал против своей воли, то уже не вернется. А если таков был его выбор…

Пожалуй, тоже не вернется. Значит, в ее и без того крошечной семье стало на одного человека меньше.

– Ты правда думаешь, он просто где-то прячется?

– А что еще мне остается? Он перестал принимать лекарства, и у него помутился рассудок.

– Нет оснований для привлечения к ответственности? За горе, которое он вам причинил?

Эва замерла на месте. Долгое время тишину нарушало лишь шкворчание мяса на сковороде. Наконец она собралась с мыслями:

– Я часто спрашиваю себя, имеется ли причина, по которой я не хочу его возвращения, но ответ всегда отрицательный. Сколько бы горя он ни причинил. Просто хочется, чтобы однажды он вошел в дом, бросил школьный ранец в стену и потребовал еды. Все размышления из серии «что», «почему» и «как» не имеют значения.

Маршалл окинул ее внимательным взглядом:

– Это имеет значение для тебя.

– Нет, это не важно.

Она начала догадываться о мотиве поступка брата. Его снедали тревога и депрессия, а тогда она этого не замечала, всецело занятая собой. Пыталась избавиться от навязанной ей роли матери семейства. Думала только о себе.

Она проткнула мясо, видя, что из него потек ароматный сок, подлила немного вина из своего бокала. Сделав хороший глоток, решила сменить тему:

– Итак, кто такая Кристина?

Ранее этот вопрос был под запретом, но тогда они не собирались ночевать под одной крышей и вообще едва знали друг друга.

«Вы и сейчас друг друга едва знаете!» – возразил тоненький голосок у нее голове.

Нет-нет, ситуация изменилась. Теперь им известны имена друг друга, интересы, намерения. Эва смотрела на мужчину, скрывающегося под кожаным облачением и бородой, другими глазами. Казалось, он заслуживает доверия, и этого вполне достаточно.

– Кристина была моей девушкой, – печально отозвался Маршалл.

Сказанное в прошедшем времени, это поведало больше, чем хотелось знать. В животе будто запорхали бабочки, Эва поспешно отвернулась к сковороде:

– Недавно?

Он сжал губы, обдумывая, отвечать или нет.

– Давным-давно.

И верно, если как следует присмотреться, татуировка с ее именем вовсе не выглядит новой. В отличие от остальных.

Возможно, у него и сейчас кто-то есть. А она собирается ужинать с ним наедине под усыпанным звездами небом вдали от людей. После поездки на мотоцикле, изрядно пощекотавшей нервы.

– Возлюбленная из детства?

Маршалл ощутимо расслабился:

– Что-то вроде того.

Эва вдруг всем сердцем возненавидела эту Кристину:

– Мне очень жаль.

Он лишь плечами пожал:

– Ничего уже не поделаешь.

Она посмотрела на напряженные морщинки в уголках его губ. Губ, от которых невозможно отвести глаз с тех пор, как он, сбрив бороду, явил их на свет божий. Сегодняшний вечер не исключение.

– Значит, теперь у тебя никого нет?

– Хочешь узнать, одинок ли я?

– Просто пытаюсь поддержать разговор. Я и так обо всем догадалась, узнав о твоем паломничестве по стране.

– Это моя работа. Далеко не все путешественники заняты духовными изысканиями.

Его слова обожгли, как случайно попавшая в глаза морская соль. Из-за скрытого в них осуждения. И правдивости. А еще потому, что это высказал именно он.

Но что это? Похоже, Маршалл немедленно раскаялся.

– Как я понимаю, тебе неприятно о ней говорить?

Он качнул головой.

– Возможно, тебе стоит изменить это. – Кивком она указала на его руку.

Сковывающее лицо напряжение рассеялось, он улыбнулся:

– Нужно было выбрать девушку с именем покороче. Анну, например, или Люси.

Точно. Из Кристины татуировка получилась слишком длинная.

– Зато весьма выразительна. А кинжал почему?

Маршалл рассмеялся:

– Нам было по семнадцать лет, мы были влюблены, я считал себя крепким орешком. Что тут еще добавить?

Эва полила салат заправкой и быстро перемешала:

– Подозреваю, она сделала себе такую же татуировку?

– Ее была со словом amore[4]. Универсально.

– Вот тебе и преданность навеки. Призадумался бы! – Она разложила стейки по тарелкам.

– Как оказалось, она поступила так не без причины.

– Кристина столь ужасна?

Маршалл рассмеялся гортанным низким смехом, который так нравился Эве.

– Нет. Иначе я бы в нее не влюбился.

– Очень мило с твоей стороны.

– Я вообще щедрый парень.

– Совсем ты меня запутал. И говорить о ней не хочешь, и зла на нее не держишь.

– В действительности дело не в Кристине, – уклончиво ответил он.

– А в чем? Ну, чего ты молчишь?

– Много ли тебе известно людей, сохранивших первую любовь?

Эва не нашлась с ответом. Слишком уж была погружена в заботы о семье, на любовь времени не оставалось.

– Что с ней потом случилось?

Маршалл смотрел загадочно и оценивающе. Взволнованно.

– Не важно.

– Какой же ты замысловатый человек, Маршалл Салливан.

– Спасибо.

Перегнувшись через стол, она отогнула рукав его футболки, чтобы лучше рассмотреть татуировку, провела кончиками пальцев по бицепсу.