рухнул рядом. А Жека вместо того, чтобы подняться и бежать дальше, начал ползать на карачках и что-то шарить в траве. Что он ищет, я сразу понял, потому что приземлился как раз на это что-то. Всё-таки он его выковырнул и присвоил! Килограмма на два с половиной самородочек. Рука сама упихала его в карман, и я отступил за дерево, а потом и свернул в обратную сторону — на лай собак. Теперь у меня есть козырь.

Когда на меня выскочил лохматый белый пёс, оповещая округу, что преступник обнаружен, я малость прифигел. Это же наша собака! Бельчик, мой товарищ и друг детства. Бабушка чесала с него шерсть и вязала варежки и носки, а я его запрягал в санки.

— Бельчик, Бельчик! — позвал я. — Дружище!

Да он совсем ещё молодой, почти щенок. Опешил, даже лаять прекратил, но при попытке приблизиться оскалился и зарычал. Молодчина какой! Не признаёт всякое отребье. А ведь выскочи он на моих дружков, и пристрелить могут.

— Сидеть! Ждать! — скомандовал я. Он у нас умный был, командам обучен.

Бельчик плюхнулся на мохнатый зад, но тут же вскочил и ещё азартнее залаял на непонятного человека, который решил, что может отдавать хозяйские приказы. Ладно, придут же когда-то люди на лай. Переложу-ка я пока самородок в хорошее место, а то как бы не вышло чего. И портянки заодно перемотаю.

Минут через пять и люди подоспели.

— Ты смотри-ка, Бельчик молодец какой! Преступника поймал, можно к награде представить.

— Ну наконец-то, я уж устал вас ждать, — не вставая и не делая резких движений, ответил я.

Мне светили шахтёрским фонариком в лицо, и определить, кто по ту сторону стоит, не было возможности. Но голоса вроде незнакомые, хотя я не был уверен, что узнаю среди них отца.

— Оружие на землю, встать, руки подними вверх.

— Нету у меня оружия, руки и так вверху. Мне надо поговорить с Шариповым.

— Вставай, кому сказано. Ишь, переборчивый какой, мы ему не годимся.

— Шарипов с вами? Я буду разговаривать только с ним.

— А ну, встать! — лязгнул затвор. Так и знал, что добром это не кончится.

Пришлось подниматься.

— Обыщи-ка его, Налымов.

— Да нету у меня оружия. И вообще, у вас ордер на обыск есть? Я между прочим несовершеннолетний, по судам потом затаскают.

— Ты посмотри-ка, щенок, ещё учить нас будет.

— Кто такой? Фамилия?

Блин, ещё бы я сам знал свою фамилию. Как-то не всплыла она в разговорах с копачами. Сказать, что Шарипов? Так ведь я уже вроде и не он. Не про переселение же душ рассказывать?

— Молчим? Думаешь, не узнаем?

— Да это же Саня, товарищ сержант. Шведов Александр.

— Пусто, товарищ сержант, — доложил похлопавший меня по бокам мужик.

Кабы знал, что так фигово будут обыскивать, не пихал бы самородок в такое неудобное место.

— За голяшкой посмотрел? Пера там нету?

А нет, не зря прятал получше. Нашёлся умный человек.

— Вперёд, — скомандовали мне.

Бельчик счастливой кометой умчался во тьму, значит, хозяин всё же недалеко. Есть надежда.

— Вы позовёте-нет Шарипова? У меня для него ценная информация.

— Молчать, задержанный. Тебе право слова не давали. На суде встретитесь.

— Я же знаю, что он здесь. Бельчик без него не пошёл бы. А мне очень-очень нужно ему сообщить кое-что.

— Нам сообщай, что имеешь сказать.

— Мне надо лично Дмитрию Прокопьевичу.

— Отставить разговорчики. Шагай быстрее.

— Я не могу быстрее, ногу подвернул.

— Таким темпом мы к утру дойдём.

— Предлагаешь его тащить на себе?

— Ладно, пусть ковыляет. Вы вперёд идите, договоритесь на стойбище, чтобы гражданина Шведова отдельно запереть. И насчёт ужина там…

— Зачем меня запирать? Я не собираюсь никуда сбегать. Не для того я вас ждал.

— Поговори мне ещё. Вперёд.

Шли мы правда долго. С моим утяжелителем в портянке не очень-то разбежишься. В тот раз, когда утяжелитель был россыпью, он органично вписывался в мою ногу, сейчас он болтался под пяткой, не давая на неё полноценно опереться. Больно, блин. Или уже отдать его моим конвоирам? Ну нет, бате отдам, и никому другому. Может, премию выпишут или медаль дадут. Главное, чтобы не грамоту. Вот чего не люблю с детства, так это грамоты. Хотя единственную отцову мать долго хранила, а потом и я. Не так-то много у меня от него осталось.

Бельчик догнал нас ещё раз уже на опушке стойбища, радостно облаял и умчался в темноту. Надеюсь, и хозяин скоро будет.

Ночевать меня загнали в лабаз на ногах-брёвнах, маленький и тесный. Залазить туда предлагалось по бревну же, с зарубками вместо ступеней.

— Не дури! — предупредили перед уходом и закрыли снаружи.

Пожрать не предложили. Буду спать. Но поспать тоже не удалось. Раздался стук шагов, сотрясающих лабаз, и дверь открылась.

— Ну здравствуй, Александр.

— Здравствуй... те.

Я во все глаза смотрел на вошедшего мужчину. Отец. Именно такой, каким запомнился мне-пятилетнему. Небритый. Усталый. С покрасневшими от недосыпа глазами. Батя, родной. Какой же ты молодой, лет на двадцать меня моложе.

— Ну чего молчим? Мне сказали ты прямо требовал меня для разговора. Или передумал? Тогда я спать пошёл. Завтра ещё неизвестно сколько отмахать придётся по тайге.

— Подождите. Я понимаю, вы устали, но суть сразу скажу, а подробности можно и завтра.

-Говори, — снова присел отец.

— Первое — вот.

Я скинул кирзач и размотал портянку. С глухим стуком брякнулся о деревянный пол самородок.

— Что это? — присмотрелся он в тусклом свете разряжающегося фонарика.

— Золото. Это... для народного хозяйства. И как доказательство чистоты моих намерений.

— Та-ак, — знакомо протянул батя. — Сиди, сейчас понятых позову. Надо оформить.

— Погоди... те. Это ерунда. Это не главное.

— Много ты понимаешь.

— Да стой ты! Тебя убить хотят.

Приостановился в дверях.

— Убить, понимаешь? И убьют, если ничего не предпринять. Я точно знаю.

— Хорошо, выкладывай, — покосился он на самородок. — Ты уверен, что он настоящий?

— Думаю, да. Хотя не уверен. Потом экспертизу сделают, уточнят. Да пёс с ним. Давай про тебя.

— Да, ближе к делу. И не забывайся. Дружкам своим подельникам будешь тыкать. А я для тебя товарищ старшина. Или товарищ Шарипов. Ясно?

— Так точно, товарищ старшина.

— Другое дело. Излагай.

— Вам необходимо