Неожиданно проснувшись, я обнаружил, что лежу на холодной траве возле потухшего костра, от которого остались едва тлеющие угли. Испугавшись, я схватил здоровой рукой пучок сухих веток, бросил на покрытые пеплом угли и поворошил их. Ветки тут же ярко вспыхнули. Я начал осторожно подкладывать сучья побольше, стараясь справиться со страхом смерти от переохлаждения. Потом всухомятку пожевал орехов и изюма. Помолился, чтобы мысли о Джейсоне прояснили мой разум. Следил за огнем и размышлял о Пити.

И больше не заснул.

Поначалу ощущение было мимолетным, словно относилось к области воображаемого. Мне почудилось, что моего лица в темноте коснулось невидимое холодное перышко. Потом послышалось слабое шипение на горячих камнях вокруг костра. Сразу вспомнилось, как шипит на плите сбежавший кофе. Неожиданно подул холодный, порывистый ветер.

Я потряс головой и огляделся, всматриваясь в серые рассветные сумерки. Первым моим побуждением было навалить побольше дров на костер, но снег на камнях шипел все громче, а солнце поднялось достаточно высоко, чтобы появилась возможность разглядеть белую пелену на окружавшей меня траве. В небе висели низкие тяжелые тучи. Сколько бы дров я ни бросал в костер, огонь ослабевал, а вместо него вверх поднимался густой дым.

Я запаниковал и схватился за рюкзак. Когда мы съезжали с шоссе, Пити говорил Джейсону, что в начале июня в горах вполне может пойти снег. По телевидению метеорологи иногда предупреждали, что на больших высотах погода портится совершенно внезапно. Но этот снегопад не прогнозировали, и я рассчитывал, что с машиной и палаткой бояться нечего, а теперь ругал себя за то, что хорошенько не продумал все неожиданности, которые могут возникнуть в походе.

От хайвея мы добирались приблизительно полчаса. Посматривая на сгущающиеся тучи, я пытался прикинуть, сколько миль мне придется идти пешком. Горная дорога была просто ужасной: мы ехали по пересеченной местности со скоростью не больше двадцати миль в час. Значит, до магистрали примерно десять миль. Но с разбитыми коленями мне потребуется часов пять-шесть, чтобы их преодолеть. И это в одежде, совсем не предназначенной для подобных погодных условий.

А снег шел все гуще. Ветер усиливался, и я начал понимать, что могу просто не найти дорогу к шоссе, потому что сквозь белесую пелену уже нельзя было разглядеть озеро. Буду бродить кругами, пока не упаду... Конечно, если бы я умел пользоваться купленным компасом, то появились бы дополнительные шансы. Если бы... Такими мыслями горю не поможешь. Поможет страх за Джейсона.

И ненависть к Пити.

Вспомнив о Джейсоне, я неожиданно представил себе последний разговор с ним.

Скальная площадка.

"Где та пещера, про которую ты рассказывал?" – спросил он.

Пещера.

Если сумею найти ее до того, как метель усилится...

Собрав все силы, я бросился в осинник. Меня сразу обступили сумерки, видимость резко ухудшилась, но я упорно пробирался вправо, к ручью, чтобы иметь четкий ориентир.

Я шагал между деревьев по краю бурного потока, а вокруг меня на землю и воду падал густой снег. Белые хлопья становились все крупнее. Мои теннисные туфли полностью утопали в снежном покрове.

Теннисные туфли... Купил компас, которым не умею пользоваться, но не захотел приобрести крепкие походные ботинки, как советовал продавец. "Они мне не потребуются, – ответил я ему. – Мы не собираемся совершать дальние переходы".

Тем временем ноги начали отмерзать. Хромая, я поднимался по склону, ожидая, что вот-вот поскользнусь на каком-нибудь камне и покачусь назад. Насколько точно я помню, где находится пещера? Где-то на другой стороне ручья, но вдруг она представляет собой всего лишь углубление в скале, которое показалось тринадцатилетнему мальчишке огромной пещерой?..

Склон привел меня к крутому каменному уступу, тянувшемуся влево. По мере того как я продвигался вдоль него, осинник сменился соснами. Колючие ветви хлестали по рукам и царапали лицо. Снегопад усилился, и я испугался, что не замечу пещеру и пройду мимо нее. Летом туристы найдут мое тело – или то, что оставят от него добрые санитары леса.

Я же архитектор, а не специалист по выживанию!.. Вот и рук уже почти не чувствую. Какого черта не положил перчатки в рюкзак? Брэд, ты настолько глуп, что вполне заслуживаешь смерти.

Огибая огромную сосновую ветвь, я потерял равновесие, упал и чуть не ударился головой о большой валун. Глупец. Я вполне заслуживаю...

Я же архитектор...

Неясная мысль промелькнула в моем затуманенном мозгу.

Знаю, как...

Мысль постепенно обретала законченность, заставляя обратить внимание на камень, о который я едва не размозжил голову.

...как правильно строить.

С трудом поднявшись на ноги, я обнаружил, что по высоте валун доходит мне до груди. Второй крупный камень в пяти футах от него был лишь ненамного ниже. Оба валуна располагались вблизи скалы, которая вполне могла послужить третьей стеной.

– Как правильно строить, – повторил я.

Я шагнул к сосновой ветке, которую хотел обогнуть, навалился на нее всем весом и ощутил мимолетную радость, когда в тишине леса раздался громкий треск. Дергая изо всех сил, подтащил сломанный сук к валунам и взвалил его наверх. Потом сломал еще несколько ветвей, стремясь создать подобие крыши.

Руки от холода болели так, что из глаз лились слезы, которые замерзали прямо на щеках. Но у меня не было времени, чтобы засунуть исцарапанные, кровоточащие ладони под одежду и согреть их на теле. Слишком многое нужно было сделать.

Не обращая внимания на истерзанные руки, не останавливаясь ни на секунду, я лихорадочно выгреб ногами весь снег между двумя валунами, добавив его в сугроб, уже образовавшийся снаружи укрытия, потом воткнул в землю у входа две разлапистые сосновые ветви, создав дополнительную защиту от ветра. Предстояло еще собрать сухие сучья и листья, чтобы сложить их внутри импровизированного укрытия.

В задней части шалаша, между валуном и скалой, я оставил небольшое отверстие, рассчитывая, что через него будет вытягивать дым. Защитившись от ветра и снега, я уже не так сильно страдал от холода, но руки у меня почти не слушались, когда я начал укладывать листья и ветки небольшой кучкой.

Достав спичечный коробок, я тут же уронил его на землю, а потом с великим трудом сумел извлечь одну спичку. Пальцы были словно чужие, спичка выпала из них и тут же намокла. Пришлось доставать другую. Я чиркнул ею о коробок; она вспыхнула и упала на кучку листьев и веточек, но не потухла, и костерок разгорелся. Заструился дымок. Я затаил дыхание, чтобы не кашлять. Подталкиваемый теплом, дымок устремился к отверстию в задней части шалаша.

Во рту пересохло так, что горло начало распухать, ограничивая доступ воздуха в легкие. Теперь мне уже было все равно, что пить; я вытянул правую руку наружу, зачерпнул снега и поднес его ко рту.