времени. Мы проживаем жизнь линейно, подбирая по пути то, что там припрятано. Это и значит – дорасти до своей книги.

– Интересная теория. То есть сейчас ты просто добралась до той точки, где находилась эта книга?

– Конечно. В любой момент своей жизни я могла создать хорошее произведение, которое передавало бы маленькую, глубоко личную трагедию. И такие книги были. Но то, что я написала сейчас, могло появиться только сейчас. Мы не можем прыгнуть в будущее, наполниться знаниями, которые будут там, а затем вернуться и сложить их в текст. Писать о том, что ты узнаешь через годы, очень странная затея, хотя по-своему гениальная.

– В процессе работы над книгой ты преследовала какие-то другие цели, кроме авторского признания?

– Ты задаёшь такие правильные вопросы, как будто я сама их тебе писала, – громко рассмеялась Ева.

Боря смущённо улыбнулся.

– Наверное, мой ответ прозвучит банально, но хочу, чтобы ты прочувствовал в этом свою роль. Знаешь, что я считаю главным в творчестве, в работе?

– Ну, – нетерпеливо кивнул парень.

– То, что делаешь ты: возможность формировать чужое мировоззрение. Написать или рассказать с экранов можно что угодно. Угадать, что тревожит их именно сейчас, и направить эту тревогу в правильное русло – вот что по-настоящему круто.

– Ты сейчас что-то пишешь?

– Я всегда пишу, даже когда физически этого не происходит. В этом и заключается смысл писательства.

– Короткий совет начинающим авторам сможешь дать?

– Да. В литературном произведении не должно быть ни одного слова, которое было бы вам не органично.

Часть 4

– На что ты потратила первый гонорар от книги?

– Ну он был довольно скромным, поэтому я просто поменяла машину.

– На чём ездишь сейчас?

– «Фольксваген-Туарег».

– Это не рекламная интеграция, если что, – обратился парень к зрителю, – просто интересно. Нравится?

– Я пыталась заставить себя купить тачку дороже, но, как оказалось, в мире машин не цена определяет качество.

– А что?

– Производитель.

– Согласен. Что ты сейчас можешь себе позволить? Помимо хорошей машины. Этот дом твой?

– Нет, снимаю.

– Сколько стоит снять такой?

– Сто пятьдесят.

– Почему не приобретаешь жильё? Ещё не заработала?

– Наверное, это какие-то комплексы. Не могу заставить себя тратить деньги на дорогие вещи. Я вообще не люблю тратить.

– Сколько ты получаешь в месяц?

– За первые полгода вышло не так много, около полумиллиона, но потом дела пошли хорошо, и сейчас у меня на счёте в десять раз больше.

– Пять лямов?

– Около того.

– У тебя есть менеджер или финансовый консультант?

– Удалённо, разово. Я не нанимаю специалистов на постоянку.

– Планируешь это сделать в дальнейшем? Думаю, после нашего выпуска поступит много предложений.

– И они все будут отвергнуты.

– Почему?

Ева задумчиво уставилась в пол.

– Знаешь, я панк. Интеллигентный, начитанный и всё-таки панк. Я не знаю, зачем мне нужны деньги. Нет, понятно, можно путешествовать, заниматься благотворительностью. Но я не из тех, кто будет вкладывать и приумножать. У меня нет задачи построить империю и восседать на золотой горе до конца своих дней. В точке восприятия мира, в которой я нахожусь, должны быть другие решения.

– Мне кажется, как раз в таких случаях и нужны помощники.

– Возможно, но они будут отговаривать меня сделать то, что я задумала. А я не люблю, когда меня отговаривают.

Ева дотянулась до бутылки с водой, которая всё это время стояла на полу рядом с ней, и сделала пару маленьких глотков. Затем продолжила:

– Я кое-что придумала. Как избавиться от денег.

– Что за идея, если не секрет?

– Я планирую оказывать адресную помощь в получении образования подросткам из глубинки. Есть талантливые ребята, которые очень хотят учиться, но не имеют либо финансов, либо доступного, а главное, адекватного источника знаний. К сожалению, мы больше не можем рассчитывать на государственные учреждения. В тех случаях, когда молодые люди действительно знают, чем хотят заниматься, и им важно получить узконаправленные знания, посещение обычного вуза пустая трата времени. Таким студентам нужно помочь найти своего учителя.

Я понимаю, что в каком-то смысле это утопическая филантропия. На деле всё может оказаться не так идеально, но я буду пробовать.

Боря слушал собеседницу со снисходительной улыбкой. В конце он заключил:

– Ты права, многие станут тебя отговаривать. А ты хочешь предложить своим подопечным обучение за границей?

– Нет… – Ева осеклась, – не совсем. Не важно, где они будут находиться территориально. Важна связка «ученик – учитель». Если учитель найдётся за границей, пускай ученик едет туда, я оплачу.

– Безумный план. Ну ладно, – быстро проговорил парень и поспешил задать следующий вопрос: – В России много хороших специалистов?

– Россия – страна крайностей. У нас либо ты первоклассный спец, либо алкаш Вася. Хотя есть ещё госслужащие, но их я не беру в расчёт. Получать зарплату за поддержание работы гниющей системы – это не работа. Не хочу никого обидеть, просто годы, проведённые в школе, расставили для меня все точки над i.

– В книге ты очень жёстко иронизируешь над политической ситуацией в стране. Скажи, не страшно было, что цензура такое не пропустит?

Ева рассмеялась. Интервьюер воодушевлённо уставился на неё, ожидая красивого пируэта вокруг любимой темы.

– Не страшно.

– Почему?

– Ты правда не понимаешь?

– Не-е-т, – парень удивлённо округлил глаза.

– Меня просто не брали в расчёт. Ребята у власти не верят в то, что мелкие люди способны изменить хоть что-то, не говоря уже о политическом строе.

Проговорив последнюю фразу, женщина по-кошачьи разложила тонкие руки по подлокотникам и мягко облокотилась на спинку.

– Но последствия могут коснуться тебя в дальнейшем.

– Это было бы, – Ева запнулась, – интересно. Как минимум.

– Ты так думаешь?

– Да, я ведь пишу истории. Если ничего не происходит, то и историй нет.

– Тебя не пугает, что люди в дорогих костюмах могут сделать так, что тебя больше никто не прочитает. Мне кажется, поэтому люди искусства идут на компромиссы.

– Всё зависит от способа передачи информации.

– Что ты имеешь в виду?

– Таблицы и формы, которые за последние два десятилетия внедрили во все системы отчётности. Нет подходящих ячеек, куда меня можно вписать. Я вне системы. А изъясняться не по протоколам служащие разучились. Как они обо мне доложат?

По интонации произносимых слов не было понятно, что она шутит, но журналист заподозрил лукавство.

– Странная теория. Думаешь, не найдут способа? – с издёвкой спросил он и, сам того не замечая, начал легонько ударять кулаком в сложенную лодочкой ладонь.

– Представь, приходит чиновник к вышестоящему руководителю и говорит: «Есть такая-то – непонятно кто, никто, по сути, – которая написала непонятно что». А начальник, грузный лысеющий мужчина за пятьдесят, скажет: «И что?