Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я уверена, что все наладится, Леон, — проговорила Джорджия.
— Я тоже. — Он глубоко вздохнул. — Мама просто не может слышать, как папа все время играет на пианино.
Ну конечно. Адам Кэзуэлл, подумала Джорджия. И его маленький сын.
— Иногда он играет всю ночь напролет. — Леон по-взрослому всплеснул руками. — Мама говорит, что это сводит ее с ума.
— Твоему папе надо подумать о хорошей звукоизоляции в одной из комнат, — сказала Джорджия.
— Да, дом у нас большой, можно найти подходящую комнату, — подхватил мальчик. — Просто мама не любит музыку так, как любим ее мы с папой.
— Понятно. А ты уже завтракал? — решила Джорджия отойти от неприятной темы.
— Нет, и я уже проголодался.
— Неудивительно. — Джорджия взглянула на часы. — Уже больше половины девятого. Наверняка твой отец уже встал. Я провожу тебя до вашего номера. — Джорджия взяла его за руку, и мальчик не стал сопротивляться. Ее присутствие его явно успокаивало. Видимо, он очень скучал по своей маме. — В каком номере вы живете?
— 24-А. А я — в 24-Б. Папа сейчас что-то сочиняет. Что-то про море. Поэтому мы сюда и приехали. Папа очень умный. Дедушка говорит, что это у мамы не все в порядке.
Когда они подходили к номеру, из него выскочил высокий, очень худой мужчина и начал беспокойно вглядываться в коридор. Мужчине было около сорока. Приятное, несколько нервное лицо с задумчивыми темными глазами, длинные темные волосы собраны в хвост…
— Леон! — воскликнул он одновременно с облегчением и раздражением.
— Все в порядке, папа, — бодро ответил мальчик. — Это Джорджия. Мы познакомились с ней в холле.
— Здравствуйте, мистер Кэзуэлл, я Джорджия Беннетт. Надеюсь, вы не очень беспокоились?
— Да нет. Леон вполне может о себе позаботиться. — Мужчина улыбнулся той же сияющей улыбкой, которой улыбался его сын. — Эта маленькая обезьянка не очень вам надоедала?
— Совсем нет! — воскликнула Джорджия. — Мы с ним вели приятную беседу. Но ему уже пора завтракать.
— Ну конечно! — Адам Кэзуэлл ударил себя по лбу. — Я опять проспал. Работал почти до рассвета. Бедный Леон. Неважный у него отец.
Мальчик тут же подбежал к отцу и обхватил его колени.
— Все в порядке, папа. Я рассказал Джорджии, что ты сейчас сочиняешь что-то совсем особенное.
— Нам очень приятно, что вы приехали на остров, мистер Кэзуэлл, — улыбнулась Джорджия. Она поймала на себе его напряженный, изучающий взгляд, от которого ей стало как-то неловко.
— Вы очень красивая, — наконец проговорил он.
— Спасибо, — приняла комплимент Джорджия. — Но это не моя заслуга. У меня красивая мать. Кстати, владельцем отеля является мой дядя, Роберт Мобрей. Может быть, вы не в курсе, но у нас здесь есть замечательная игровая площадка для детей на тот случай, когда родители заняты своими делами или дети хотят поиграть со сверстниками. За ними там присматривают взрослые.
— Это очень удобно.
— Ну, мне пора. — Джорджия взглянула на Леона и улыбнулась. — До скорой встречи.
— А можно я пойду завтракать с тобой, Джорджия? — попросил Леон. — Папа только через час соберется.
— Леон, прекрати, пожалуйста. Неудобно злоупотреблять временем мисс Беннетт, — поспешно вмешался его отец.
Джорджия думала недолго. Она была совсем не против того, чтобы взять с собой Леона.
— Никакого неудобства.
Адам Кэзуэлл широко улыбнулся.
— В таком случае веди себя как следует, молодой человек. — И добавил, обращаясь к ней: — Вы очень добры, мисс Беннетт. Я сам обычно не завтракаю.
— А ведь завтрак считается самой важной едой за день, — с легкой укоризной произнесла она.
— Вот и мама то же самое говорит, — вставил Леон. — Она говорит, что папа чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы правильно питался.
Адам Кэзуэлл беспомощно улыбнулся.
— А мы пойдем на веранду, Джорджия? — возбужденно спросил Леон, когда они оказались в обеденном зале.
— Конечно, только давай сначала возьмем себе еду. Здесь во время завтрака самообслуживание.
— Здорово! А то ведь мы все время ели у себя в номере.
— Ну, так сегодня все будет по-другому. — Она подвела мальчика к буфету, где стояло около дюжины гостей. — Хочешь, чтобы я тебе положила, или сам справишься? И не обязательно накладывать полную тарелку. Лучше потом подойти за добавкой.
— Положи ты мне, пожалуйста, Джорджия. Только не кашу. Я ее ненавижу.
— Тогда, может быть, фрукты? Нарезанное манго выглядит просто замечательно.
— Не возражаю. — В голосе мальчика чувствовалось облегчение. — Еще я бы хотел…
— …сосиски, бекон и гренки.
Он улыбнулся, его глаза загорелись.
— Может быть, еще и яичницу, если ты перевернешь ее вверх ногами.
Спустя несколько минут они сидели за столиком на защищенной от солнца веранде. Джорджия потягивала грейпфрутовый сок, а Леон подцеплял вилкой сочные куски манго и отправлял их в рот.
— Это гораздо вкуснее, чем мюсли, — сказал он. — И почему только мама не знает об этом?
— Уверена, что знает. Может быть, тебе стоит чередовать фрукты с кашей? Ведь есть разные каши. Например, та, которая с Железным Человеком на коробке, очень вкусная. И полезная для тебя. Все чемпионы по плаванию едят такую кашу.
Леон покачал головой и приступил к апельсиновому соку.
— Мне об этом особенно беспокоиться не надо, Джорджи. Я буду музыкантом, как мой папа.
— Правда? Ты уже так рано решил, кем будешь? — поразилась Джорджия.
— Я же вундеркинд, Джорджи, ты разве не знала? — (Незаметно из Джорджии она стала Джорджи.)
— Да, я могла бы догадаться, — улыбнулась она. — Что-то такое вокруг тебя витает. А на каком инструменте ты играешь?
— На рояле, как и папа. Конечно, не на его «Стейнвее». У папы большой концертный рояль. Мне придется играть на маленьком, пока не вырасту.
— А как мама относится к тому, что ее сын — вундеркинд?
— Она не возражает, — бесхитростно ответил Леон. — Она мной гордится. А чем занимаешься ты, Джорджи? — спросил мальчик в своей удивительно взрослой манере и благодарно улыбнулся, когда Джорджия отодвинула от него вазочку для фруктов и поставила тарелку с горячим.
— Я занимаюсь интерьерами. Ты знаешь, что это такое?
— Конечно! — кивнул Леон. — Мама приглашала специалиста по интерьерам, когда отделывала наш загородный дом. Она говорила, что до этого дом выглядел так, как будто в нем жили привидения. Такие мрачные комнаты! Нам с папой там очень нравилось, но мама сказала, что жить в деревне — значит загубить свою жизнь.