– После смерти Маши, полтора года назад, – дед слабой рукой указал на портрет женщины, висящий на стене, – я впал в страшную депрессию. Ты слышала, что старики уже не так реагируют на горе, как молодые? Так вот, это неправда. Я всегда презирал все эти сопли-слезы, но не думал, что буду так тосковать по Маше. Я не спал, не ел, я реально думал о том, что мне надо лечь и умереть. Костя приезжал ко мне чуть ли не каждый день. Я любил его больше других, и он тоже ко мне относился по-особенному. Он хотел мне помочь. Только ничего не получалось. Приходил психолог, может, психиатр, не знаю. Ставил мне капельницы, давал таблетки. Они глушили боль, но я становился развалиной. Однажды, когда я сказал, что психиатра этого больше на порог не пущу, Костя от отчаяния дал мне одну таблеточку. И я понял, что жить не просто можно, а нужно.

Мои планы моментально изменились. Я рванула из поместья с сумкой в руках уже через десять минут после разговора с дедом. В качестве образца я взяла одну таблетку из трех оставшихся, которые старик Цирулик припас из последней дозы, привезенной Костей.

До города меня подвез археолог Дмитрий Петрович. Заранее мы не договаривались, просто я шла вдоль дороги и увидела его автомобиль, направляющийся в сторону города.

Археолог меня не узнал, но это было не важно. Ему было все равно с кем говорить, а мне – слушать.

Сначала Онищенко убивался по поводу смерти своей двоюродной сестры. Ему казалось вполне естественным, что Эльвира свела счеты с жизнью.

– Она безумно тосковала по сыну, – вспоминал он. – Вот вчера мы с ней весь вечер проговорили – о том о сем. Она мне показалась очень опечаленной. Я хотел ей кое-что показать, одну вещь, но она и слушать толком не стала. А я ведь открытие сделал. Еще тридцать лет назад, когда студентом был, слышал, что…

Археолог резко умолк. Я поняла, что он чуть не выболтал мне суть своего открытия, на которое, видимо, очень рассчитывал. А вдруг бы я разболтала о нем кому-нибудь и этот кто-нибудь успел первым опубликовать в научных журналах и сообщить на научных конференциях об открытии Дмитрия Петровича, приписав его себе? Вот ужас!

Не удержавшись, я хихикнула, смикшировав веселье деликатным покашливанием.

Но Онищенко уже продолжал монолог:

– Только вообразите себе, что тут пятнадцать веков назад жили люди! И не просто жили, а создали редчайшую в этих местах культуру! Возвели каменные постройки и даже сторожевую башню. Правда, сопротивляться кочевникам не всегда удавалось. Трижды городище горело и разрушалось, а жители вновь возвращались и отстраивали его. Все это описывает в своих записках известный византийский миссионер Никифор Романский, который путешествовал в этих местах в начале седьмого века. Он рассказывает, что трижды жители этого местечка отстраивали город заново, и только в четвертый раз, когда кочевники разрушили сторожевую башню, жители в город решили не возвращаться. Ушли в поселение, которое стояло на месте Гродина.

– Хорошо, что было кому уходить, – сказала я рассеянно.

Археолог глянул на меня с уважением.

– Вот! – сказал он, будто попал из лука в кочевника. – И я так решил двадцать лет назад. Сколько камней я в Гродине перетаскал, чтобы свою догадку доказать! Но не там рыл, не то делал! А теперь – вот оно, получите!

Было ясно, что еще немного, и я узнаю, кто убил Кеннеди. Но мы приехали.

… – Я знаю, что это такое, – сказал Игорь Антонов, лишь лизнув таблетку деда. – Это «джоли».

– Не важно. Мне все равно. Найди мне и скажи цену.

– «Джоли» – это такая новая дрянь. Она сейчас самая модная в клубах, на вечеринках. Очень сильная. Ты подсела?

Игорь нашелся в квартире его родителей, там же, где мы и расстались перед тем, как я уехала в Париж. Вета писала мне, что он женился, но признаков изменения матримониального статуса я не обнаружила.

Тогда, год назад, я оставляла парня, который не обещал дожить и до первого сентября. Без укола он не мог продержаться и трех часов. А теперь он стоял прямо передо мной живой и здоровый, одетый в старую толстовку, которую я когда-то стирала для него, и спортивные штаны. Думаю, теперь его толстовку стирает ему жена.

Мой нежданный визит никак его не удивил, не задел чувств, не вызвал никакой особой реакции. Он даже не упрекнул меня за бегство год назад. У меня кончилось мужество: я больше не узнавала парня, который был моей первой, самой первой любовью.

– Я этим не занимаюсь. – Игорь потер ладонью подбородок – новый жест, типичный для нового Игоря.

– Это важнее, чем ты думаешь. Это не для меня.

– Нашла следующего идиота?

В его вопросе таился кое-какой второй смысл, но я бы скорее убила своего бывшего парня, чем стала бы его искать. Новый Игорь был мне чужим человеком.

– Ты сделаешь это? Ты найдешь мне такие таблетки?

– Ладно. Но будет дорого.

Деньги не слишком заботили меня. Мне было что продать здесь, да и в Париже я смогла немного заработать. И так как я достала из кармана пачку купюр, моя проблема решилась буквально за час. Решение выглядело как баночка из-под «Ундевита». В ней было имя убийцы.

…В поместье я прибыла только к трем часам дня. Бросив сумку в своей комнате, я побежала к деду.

– Ты принесла? – изумился он, хватая баночку из-под «Ундевита». – Налей мне воды.

– Имя скажете?

Старик Цирулик хитро хихикнул, проглотил таблеточку и запил ее водой.

– Виолетта, – сказал он.

– Ну? – требовала я.

– Что – ну? – Я уже не нужна была деду. Он получил свое и хотел бы от меня избавиться. Потом он посмотрел на «Ундевит», почесал висок и стал говорить: – Эти две мартышки – Руслана да Виолетта – те еще прошмандовки. Мой сын, Валерка, всегда был идиотом. А с бабами особенно. Ему очень повезло, что он в свое время встретил Эльвиру, повезло, что она решилась бросить сцену, родить двоих сыновей. Но Валерка не умеет ничего ценить. Он всю свою жизнь так живет – бестолково, абы как. В детстве каким только спортом не занимался! Сначала ходит, все у него получается, а как усилия приложить надо, так он сразу в кусты: «Не хочу! Не буду!» И вырос лоб здоровенный, а толку – чуть. Стали они с Ильей бизнесом заниматься – их рэкетиры накрыли. Взялся щенков разводить, а они все подохли. Только Альхашка, проходимец, остался. Потом я Валерке конюшню построил. Думал, хоть лошадьми займется. Нет! Лошадей понимать надо, уметь их выбирать, уметь с ними общаться. Илья может, а Валерка – нет. Ну, Илья все может. Он же тут всему голова.

– Виктор Иванович, Виолетта!

– Ох, прости. Мне вдруг очень хорошо стало. – Дед и вправду порозовел, распрямил плечи, заулыбался. – И вот, однажды Валерка приходит ко мне и говорит, что нашел хорошую женщину. Он разводится с Эльвирой и женится на той женщине. Мальчикам тогда около десяти лет было. И я уже этот дом построил. Через какое-то время Валерка привез ее сюда. Эльвира тогда тоже пришла ко мне и попросила, чтобы я позволил ей вместе с детьми остаться в доме. Сказала, что у нее какое-то заболевание. Что-то смертельное. Она и справки мне приносит, будто я их требую. Но конечно, будь она здорова, я бы не потерпел Валеркиного гарема под моей крышей. А еще я думал, что Валерка выпрет из «Теремка» Руслану с дочкой в самое ближайшее время, но не получилось. Эта пиявка присосалась к нему, да и ко мне – не оторвешь. А тут еще и вторая выросла – Виолетта. Так вот, два года назад я смотрю – Костя с Виолеттой как-то странно себя ведут. Что-то между ними стало происходить. Ну, секрет очень быстро раскрылся, когда Костя признался мне, что Виолетка беременна. И Руслана уже обработала Валерку, чтобы Костя на Виолетке женился. А я был против. Тогда я просто заставил Виолетку сделать аборт, а Руслану – заткнуться. И я точно знаю, что Виолетта затаила зло. Я уверен, что убить твою сестру хотела именно она.