Учительница французского, к всеобщему восторгу, объявила, что раз в месяц они будут разбирать на уроке текст песни, которую выберут сами. Методом жеребьевки их разбили на пары, и Ионашу выпало в октябре готовиться в паре с Клео.

Та была вечно занята, как будто ей не давали продыху взрослые заботы, но они все же договорились в следующую субботу встретиться в кафе «Ле Пактоль».

Не тратя время на болтовню, они начали перебирать исполнителей. Ионаш предложил группу Les Rita Mitsouko или Жака Ижлена. Или, может, взять старый добрый «Телефон»? Если что-нибудь из старья, то у его родителей есть полные диски Барбары и Бреля.

Клео не знала ни Les Rita Mitsouko, ни Жака Ижлена и предоставила выбор ему. Ей безразлично, она всех слушает.

Всех? Так не бывает. Никто не любит всех без разбора. Отдавая предпочтение тому или иному артисту, тому или иному стилю исполнения, ты проявляешь свою натуру, и это гораздо больше, чем просто эстетический выбор. Это многое говорит о тебе. – Невозможно слушать и Les Rita, и Джинн Мас, – возмущался Йонаш. – Ты же не будешь ставить на одну доску Нене Черри и Пиа Задору?

– Хорошо, – ответила Клео, – сейчас подумаю.

Да, есть два исполнителя, которые нравятся ей больше других. Жан-Жак Гольдман. И Милен Фармер. Йонаш решил, что она шутит, и фыркнул. Клео покраснела.

Он уже собрался произнести аргументированную речь, доказывающую, что из их сотрудничества ничего не выйдет, когда Клео, сидевшая на темно-серой банкетке, изрезанной кое-где ножом, приложила руку к груди и сказала: Здесь. Эти песни проникают ей в самое сердце. Они у нее здесь. «Те мысли в тишине, что не дают нам спать» Гольдмана. И Милен Фармер: «Брошенная на кровать, как сломанная кукла».

Клео поняла: Ионаш считает, что это отстой. Но почему? Он же вроде любит поэзию. Разве это плохо:

Потрясенный Ионаш готов был согласиться на что угодно, лишь бы покончить с этим разговором. Общество Клео его напрягало, и ему не терпелось нажаловаться на нее сестре. «Нет, ты представляешь, кого мне навязали? Милен Фармер. Гольдман».

В том, что касалось англосаксов, Клео в основном предпочитала музыку, которую им заводили на занятиях в танцевальной студии, – Джанет Джексон, Мадонну. Их песни пронзали ее насквозь, от макушки до кончиков пальцев. Йонаш недоверчиво покачал головой. И немного неуклюже пошутил: значит, у них будет коалиционное правительство – он выступит в роли Миттерана, а ей достанется Ширак.

В следующую субботу они достигли соглашения, остановившись на Этьене Дао и его песне «Дуэль на солнце».

Последние две недели Ионашу было не по себе, и все из-за Клео, из-за ее странных высказываний и манеры слишком внимательно слушать. Ее спокойствие обезоруживало, делало ненужными словесные баталии, лишало его воинственности и воли к победе. За молчанием Клео открывались новые горизонты.

Йонаш ловил себя на том, что делится с ней своими страхами. Он боялся быть недостаточно прикольным и слишком прикольным – примут за клоуна-неудачника, – боялся, что у него слишком резкий голос и дурно пахнет изо рта, беспокоился из-за своих бровей, из-за желания ненароком погладить по ляжке девчонку и из-за того, что так на это и не решился, и переживал, что его сочтут пидором. Сам себе удивляясь, он излагал Клео свои планы на будущее: окончить лицей с отличием, стать адвокатом по уголовным делам или журналистом суперского журнала Les Inrockuptibles. Жить он будет в студии, в центре Парижа, четыре раза в неделю ходить в кино, а по выходным учиться играть на бас-гитаре.

Ионаш постучал в дверь старшей сестры Клары, стремясь услышать диагноз: он влюбился? Хотя ему даже не хочется увидеть Клео голой? После ужина он брал с журнального столика в гостиной телефон, нес в свою комнату – за аппаратом тянулся длинный перекрученный шнур, – закрывался и набирал ее номер. Или ждал ее звонка.

Поначалу одноклассники посмеивались над их крепнущей связью и комментировали их странный союз: надо же, ботаник и плясунья. На уроках они садились за одну парту, в столовой – за один стол, прощаясь, бросали друг другу: «Вечером созвонимся». Ионаш холодно отшивал тех, кто донимал его вопросом: «Как она в койке, твоя Клео?»

В них хотели видеть любовников или гомосексуалов, притворяющихся парой, но у них не было даже этого оправдания; их добродетельная дружба навевала скуку – как первоклашки, честное слово. К концу октября одноклассники перестали обращать на них внимание. Сандра и ее компания не приглашали их на вечеринки и не делились с ними секретами. Чего еще ждать от Ионаша, если его возбуждают дешевые старлетки? Всем известно, что евреев тянет ко всему, что блестит. Даже если это подделка.

Все его знакомые девочки занимались танцами. В начальной школе мамаши завязывали им волосы в пучок. В коллеже, сытые по горло розовым тюлем и бесконечными замечаниями, они перешли на шерстяные фиолетовые гетры, которые натягивали поверх черных леггинсов, и не пропускали по телевизору ни одной серии «Славы».

Ионаша не смущало, что Клео мечтает стать профессиональной танцовщицей. Вот он, например, обожал смотреть теннисный турнир Ролан-Гаррос и иногда испытывал мимолетное желание пойти записаться в спортивную школу.

Она посвящала танцам вечера в понедельник, среду и пятницу и по полдня две субботы в месяц. Рассуждала об уровне профессионализма и подготовке к будущим кастингам. Поправляла Ионаша: модерн и современность – это не одно и то же. Лично она учится танцевать в стиле джаз-модерн.

Полная презрения к тем, кто не дотягивал до «уровня», Клео с горячностью цитировала ехидные реплики преподавателя. От ее жестокой радости ему делалось не по себе, как и от ее детской покорности. Настроение Клео зависело от расположения преподавателя: если он ее хвалил, она ликовала; если оставлял без внимания, впадала в отчаяние: она бездарность, у нее никогда ничего не получится.

Но, пока она не стала профессиональной танцовщицей, Клео, хоть и заявляла, что полное среднее образование ей ни к чему, старалась сдавать все домашние задания в срок и без ошибок. Она записывала конспект каждого урока на голубых картонных карточках и по многу раз перечитывала то, на что Ионашу хватало одного беглого взгляда.

В первые недели серьезный подход Клео к учебе его пугал: он боялся, что она вытеснит его с пьедестала лучшего ученика. Но ее познаний доставало лишь на создание видимости совершенства.

Столько труда ради таких скромных результатов! Его порой посещало чувство вины за собственное разгильдяйство: он садился писать сочинение в шесть вечера в воскресенье и, как правило, выслушивал от учителей превосходные отзывы.

Он предлагал ей помощь: по географии, по английскому, но Клео отказывалась. Это было бы слишком легко. Во всем лучше рассчитывать на себя.