О том, что случилось, он рассказал сестре. Он ничего не понимал. За какие-то несколько недель Клео стала большей еврейкой, чем когда-либо был он сам. Она обвиняла его в неуважении к трагедии, не имевшей к ней никакого отношения.

Сестра обожала телефильмы, в которых милейшая девушка тайно замышляла убийство подруги. Поведение Клео ее немного пугало: откуда такое благоговение перед их семейством? Неужели она сама не чувствует, насколько нелепо выглядит, – и она имеет в виду вовсе не ее танцевальные па. А каким взглядом она смотрит на их отца, когда тот начинает вещать? Сидит и впитывает каждое слово, как будто с ней никто никогда не разговаривал. Она, часом, не сирота?

На следующее утро Йонаш нашел в почтовом ящике пакет со своими любимыми сливочными карамельками и половинку тетрадного листа с подписью «Клео». Больше ничего.

Сливочный вкус конфет его успокоил; наверное, он напрасно придал такое значение этой истории со свининой. Клео стояла возле школьных ворот – жизнерадостный конский хвост на голове, спортивная сумка через плечо. Он ждал от нее извинений, но не дождался. Между ними повисло тяжелое молчание. Йонашу казалось, что аромат ее обычных духов – смесь синтетического кокосового масла и камфары – щиплет ему гортань.

Она что, искупалась в лохани с парфюмерией? От этого дешевого запаха его замутило. Клео не реагировала; произносимые слова отдавались в пустоте молчания звоном. На перемене она поинтересовалась пятничным ужином: в половине восьмого, как всегда? Йонаш нагло солгал: «К ним в гости собираются родственники, за столом не будет места. Извини».

– Что, твоя служанка тебя бросила? – увидев его на автобусной остановке в одиночестве, хмыкнула Сандра. Клео пошла домой пешком.

Нет, это он бросил свою служанку. Вообще-то они не муж и жена.

Сандра не спрашивала о причине ссоры. Но выразила радость: такому умному парню, как Ионаш, незачем тусоваться с этой… Хорошо, что он вовремя спохватился. Он ведь знает про Клео? Нет? Ну, Сандра не спорит: знать, чего хочешь добиться в жизни, это супер! Но всему же есть предел. Существуют вещи, на которые она, Сандра, ни за что не пойдет. Еще в коллеже Клео занималась не только танцами. Йонаш ведь понимает, что она имеет в виду? Стипендия, которую она получила якобы за выдающиеся способности… Выдающиеся, ага. В том, чтобы давать старичью из шоу-бизнеса. А уж они ей «помогли». И это в тринадцать лет! Бр-р… Ладно, мы все совершаем глупости. Но с какой радости Клео сейчас строит из себя девочку-ромашку? Это даже не смешно.

Почему он это сказал? Зачем присоединился к тем, кто старался растоптать Клео? Его никто к этому не принуждал. И с какой готовностью! Не успел он почувствовать слабый спазм внутри живота и легкое головокружение, как ответ явился сам собой. Ну, конечно, как он сразу не догадался. Клео заигрывает с его отцом. Вот мерзость. Потому они и разругались.

Йонаш шагал по унылым улицам, опьяненный новым ощущением небрежной жестокости, позаимствованной у Сандры и доставлявшей ему удовольствие. Она больше не станет называть его «рабби Иаковом».

Сознание совершенного предательства покалывало, и, чтобы избавиться от этого ощущения, он ускорял шаг, выдумывая себе на ходу оправдания. Клео его унизила. Она обманывала его, ни разу не упомянув ни про какую стипендию. О своем прошлом она рассказывала понизив голос и так сбивчиво, что ничего нельзя было разобрать.

Все, что прежде ему в ней нравилось, теперь раздражало. Она позволяла кинезиотерапевту складывать себя пополам и восторгалась, когда ее костерил преподаватель танца – во имя Искусства. Она слишком тонко выщипывает брови, произносит «драсьте» вместо «здравствуйте»; она неразборчива во вкусах: любит одновременно Kool & the Gang и Depeche Mode – потому, видите ли, что это трогает ее здесь. Она сидит над уроками, чтобы получать приличные оценки в лицее.

Сезон охоты начался. По его сигналу. Детство осталось позади.

В понедельник утром на пластике столов в классе и на двух деревянных скамейках во дворе лицея появились написанные синим фломастером слова: КЛЕО СОСЕТ У СТАРИЧЬЯ.

Едва завидев Клео, Сандра громко повторяла: КЛЕО СОСЕТ У ОТЦА ЙОНАША.

Клео позвонила ему поздно вечером: «Я тебе не помешала?» Ионаш, конечно, понимает, что все это чушь собачья? Его отец… Стыд какой. Такой человек… Не то что другие. Ионаш слышал, что Клео на том конце провода сморкается. Ее тоненький голос прерывался всхлипами, наводя на мысль о котенке, которого душат, сжимая хрупкие косточки. «Да ничего страшного, надо просто подождать, Сандре скоро надоест, и она от тебя отстанет», – успокаивал ее Ионаш.

Хватило нескольких дней, чтобы четко отлаженная механика, так восхищавшая его отца, сломалась. Выходя из автобуса, Клео подвернула ногу и две недели не могла заниматься танцами. Она путала аудитории, забывала принести домашнее задание, отпрашивалась к медсестре, говоря, что у нее болит то живот, то голова. Она не обедала в столовой – она вообще не обедала. На большой перемене выходила купить себе шоколадного печенья и съедала всю коробку, машинально засовывая в нее руку и даже не замечая, что рот еще набит недожеванной мучнисто-сахарной массой. Сестре Йонаш сказал, что Клео «немного не в форме», поскольку «поцапалась» с Сандрой, но умолчал о том, что сам оборвал нить их дружбы, скомкал полотнище, которое реяло на ветру как знамя, позволяя видеть мир иначе и одновременно защищая их.

Он сообщил родителям, что ни по пятницам, ни по воскресеньям она к ним больше ходить не будет. Отец заволновался, уж не поссорились ли они, и Ионаш ответил, что ничего особенного не произошло, и вообще они же не собираются всю жизнь провести вместе, а кроме того, Клео очень навязчива, не соблюдает границы. Отец посмотрел на него как на чужого и сухо спросил: «А ты что, таможенник, чтобы их охранять?» Развернулся и ушел к себе в кабинет.

Как он и предсказывал, новое развлечение занимало Сандру максимум дней десять. Ее разоблачения не вызвали того землетрясения, на которое она рассчитывала. Кто-то не обратил на них внимания, а большинство просто не поверили: Клео с ее детской мордахой и конским хвостом – и вдруг бывшая тринадцатилетняя шлюха? Брехня.

Ионаш и Клео двигались по дороге дружбы в обратном направлении: кивали друг другу у входа в школу, он передавал ей привет от родителей, она с дипломатичной вежливостью благодарила. В тот день, когда у них принимали совместный проект, каждый из них выступил с разбором текстов песни Дао. «Попадешь в западню – сразу сдашься». Учительница похвалила их за прекрасную работу в команде.

В начале апреля Йонаш пригласил Гаэль, с которой встречался две недели, на концерт танцевального искусства в Театр де ла Билль. Билеты он купил еще в январе, намереваясь преподнести Клео сюрприз. Хорошее настроение не изменяло Гаэль ни при каких обстоятельствах – ни когда ей пришлось помогать ему натянуть презерватив, ни когда у него так и не получилось в нее войти. Она ни в чем не видела проблемы. Сестра Ионаша находила ее «пресной», но все же предпочитала «чокнутой» Клео.