Шесть карт, шесть тщательно выполненных, красивых, старинных карт, и Агате непонятно на них совершенно ничего. Впрочем, стоп: что-то очень знакомое мелькает на третьей карте, то, что Агата видела не раз, и не два, и не три, а главное-то, от чего на Агату вдруг наваливается бешеной силы тоска по дому. Как странно: почему сейчас, почему от этих карт? Агата вглядывается в четкий, изящный, полный непонятных переплетений и непривычных названий («фреска Болеславиц»!) рисунок: нарисованная дверь тут тоже приоткрыта, и Агата видит за ней полки, полки, полки и… и острый нос гондолы, и книги, лежащие на полках, и на стульях, и на полу – везде! Сердце у Агаты начинает бешено колотиться. Не может быть, этого не может быть! Конечно, в лавке слепого Лорио есть крошечная, в полчеловеческого роста дверца в подсобное помещение, куда он никого не пускает, – он говорит, что у человека должно быть место, принадлежащее ему и только ему… И еще… Стеклянный шкафчик с драгоценными книгами… «Чтобы купить эту книгу, нам придется продать дом»… И… Разве Агата хоть раз видела слепого Лорио хоть в какой-нибудь одежде, кроме черной? «Успокойся, – говорит себе Агата. – Успокойся и думай. Если бы он был монахом святого Торсона, у него был бы черный шарф. Разве у него есть черный шарф? Нет. Нет, нет, нет…» «Да! – вдруг громко говорит совершенно ясный голос слепого Лорио у Агаты в голове. – А про мою черную шаль ты забыла?..» Знаменитая черная шаль слепого Лорио, теплая, огромная вязаная черная шаль, в которую он кутается даже в летнюю жару и которую он несколько раз одалживал Агате, когда зимний холод пробирался в его лавку, несмотря на растопленный камин. Так вот куда деваются прекрасные книги, которые переписывают зеленые братья, – и вот на чем держится баснословное богатство ордена святого Торсона! От обиды Агате хочется плакать: она думала, что слепой Лорио – ее друг, а на самом деле не знала о нем совсем-совсем ничего!

Агата сердито трясет головой: нет-нет, сейчас ей нельзя распускаться, вот-вот она поймет еще что-то очень важное, то, что и правда поможет ей выбраться отсюда, причем не в лавку слепого Лорио, кем бы он там ни был, а, может быть, в куда более подходящее место.

Если Лорио – монах святого Торсона, а орден святого Торсона действует только в Венисальте…

И если Лорио торгует этими роскошными книжками… Значит, ему доводилось хоть раз, хоть один раз бывать в Венисальте! Но тогда был момент, когда его сердце билось здесь… А это значит… Неужели…

Агата зажмуривается изо всех сил. Вот руки слепого Лорио – с длинными прекрасными пальцами, которые, казалось, умеют на ощупь различать обложки книг. Вот его всегда отглаженная черная рубашка с длинными рукавами (ох, Агата, ты могла догадаться уже несколько дней назад!). Вот маленькая золотая серьга в его левом ухе – маленькая золотая серьга с синим камнем (с синим камнем, Агата!). Вот его глаза – белые, как молоко. Вот…

Что-то задевает Агату по лицу, легко и осторожно. Вздрогнув, Агата резко распахивает веки. Маленький зеленый ресто с белыми, как молоко, слепыми глазами сидит перед ней – маленький зеленый ресто с таким знакомым лицом.

– Это вы, майстер Лорио? – глупо спрашивает Агата и тут же сердится на себя. «Сейчас он скажет „нет”, – думает она, – я только теряю время».

– Да, – вдруг шепчет ресто и кивает.

От неожиданности Агата уставляется на ресто и не знает, что сказать. Это не Лорио? Но тогда кто? Что происходит?

– Вы… Э… Вы ресто майстера Лорио, торговца книгами из переулка Трех Влюбленных? – осторожно спрашивает она.

– Да, да, – шепчет ресто и снова кивает.

«Я сейчас и правда рехнусь, – с тоской думает Агата. – Он не Лорио. Он больше не торгует книгами. Его лавка переехала из переулка Трех Влюбленных. Что тут творится?»

«А вдруг он почему-то говорит тебе правду? – вдруг с усмешкой перебивает Агату ее внутренний голос. – Попробуй-ка, придумай, как его проверить!»

– Я когда-то попыталась купить у вас «Белую книгу недостоверных историй», такую роскошную, а моя мама сказала, что для этого нам придется продать дом, – говорит Агата. – Да?

– Да, да, – кивает маленький ресто и прикрывает белые глаза.

Агата говорит:

– Меня зовут Агата. Да?

– Да, да, – кивает маленький ресто.

И тогда Агата растерянно спрашивает:

– Разве ресто могут говорить правду?

– Лошадка, – шепчет ресто слепого Лорио. – Лошадка, и корзинка с фруктами, и навьюченный ослик, и лилия, и муриош с переплетенными рогами, и снежинка, и саночки…

– Амулеты? – изумленно говорит Агата и сует руку в карман. Она и думать забыла про амулеты.

– Амулеты, – шепчет ресто, – амулеты. Мы всегда говорим правду человеку, у которого есть амулет святого Торсона.

Агата сжимает кучку крошечных амулетов в кулаке. Двести семьдесят две фигурки, всего двести семьдесят две. Но… «Нет-нет-нет, – говорит себе Агата раздраженно, – здешние дела – не мои дела. Мне нужно просто выбраться отсюда, мне надо думать о маме и папе, мне надо попасть на пятый этаж, мне надо в город Азувим, мне нужен зверь левитан, мне нет дела до… до…»

– Значит так, – говорит Агата и осторожно берет ресто за хрупкое зеленое крыло. – Вы ведь монах святого Торсона, правда, майстер Лорио?

Ресто опускает крошечную голову.

– Да, да, – тихо шепчет он.

– Тогда у меня к вам очень-очень много вопросов, – твердо говорит Агата.

Агата не успевает толком объяснить сестре Марии ничего, совсем ничего, потому что когда они со слепым ресто заканчивают разговаривать, уже совсем утро, и сердце у Агаты колотится, и счет идет на минуты. Она просто стягивает у Марии с шеи зеленый шарф и ссыпает в него все амулеты – все, кроме одного, крошечного морского кабанчика, так похожего на кабанчиков из ее ночного фонаря в детской. Мария смотрит на Агату огромными удивленными глазами.

– Раздайте всем, – поспешно шепчет Агата. – Раздайте всем – и ресто будут говорить правду, и давайте всем, кто будет приходить сюда, только, ради бога, монахи не должны знать, понимаете?

Мария медленно кивает – видно, что она пока не понимает ничего, но Агате не до нее; она сует Марии в руки полный амулетов шарф и резко оборачивается: страшно скрипят входные камни, раздвигается стена. Входят монахи с алебардами, а за ними идет брат Ги – маленький, низенький, едва не наступающий на подол собственного платья.

В Библиотеке повисает тишина, и, пока брат Ги молча молится, опустив голову, ничто не нарушает этой тишины, только там, среди серых стеллажей, тихо бормочет и всхлипывает кто-то из алых братьев – наверное, несчастный брат Кассо, вечно беседующий с ресто своих сестры и брата, погибших во время Восстания Воров. Брат Михаил рассказал Агате, что брат Кассо отказался в тот день пойти с ними штурмовать Худые ворота, а теперь не может себя простить.