— Ты предохраняешься? — спросил он, немного помедлив.

— Да, я принимаю таблетки.

Он приподнял ее и, когда она обхватила его ногами, подчинился своей судьбе. Ее спина выгнулась дугой, голова запрокинулась, и он одним толчком вошел в нее.

— Тебе нравится? — спросил он, наблюдая за ней.

В ответ она лишь пробормотала что-то нечленораздельное и крепче вцепилась в него, словно, не желая отпускать.

— Скажи, — настаивал он. — Скажи сейчас, что тебе это не доставляет удовольствия.

Маккензи покачала головой и посмотрела на него невидящим взглядом.

— Еще, — прошептала она.

Тогда он проник в нее глубже.

— Скажи, что ты не хочешь меня.

Маккензи прильнула к нему, ее веки закрылись. Тогда он задвигался быстрее, и она тут же подхватило его ритм.

— Скажи мне! — потребовал он, желая наказать ее за то, что заставила его ждать.

Ее лоб блестел от пота, дыхание было прерывистым.

— Не могу, — выдохнула Маккензи.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он опустил ее на пол и… увидел слезы в широко раскрытых глазах.

— Ты плачешь? — спросил он, утирая влагу с ее щек.

Зажмурившись, Маккензи неистово замотала головой.

— Тогда в чем дело?

Она посмотрела на него, и ее зеленые глаза сверкнули, как два изумруда.

— Просто… спасибо. Фантастика!

Данте переполняла гордость. Она будет его до тех пор, пока не надоест ему. Уж он постарается насытиться ею!

Они прошли в спальню, где и продолжился головокружительный марафон страсти.

— Мы сегодня ужинаем в ресторане, — сонно пробормотал Данте, когда все закончилось. — Разбуди меня в семь.

Приняв душ, Маккензи тихо, чтобы не потревожить Данте, принялась распаковывать свои вещи. Он лежал на животе, повернув голову набок и раскинув руки в стороны, давая ей возможность полюбоваться его широкой мускулистой спиной.

Не холодно ли ему? Она бы укрыла его одеялом, но боялась разбудить. Кроме того, ей доставляло удовольствие смотреть на него. При воспоминании об их близости, сердце забилось сильнее, а кожу начало покалывать.

Господи, как же она его хотела! Маккензи никогда прежде не испытывала такой всепоглощающей страсти.

Достав из шкафа черное платье и надев его, она позволила себе улыбнуться. От ее разочарования не осталось и следа. Напротив, она чувствовала себя живой и желанной.

Застегнув платье, Маккензи подошла к большому зеркалу. Платье сидело плотнее, чем раньше, но она не придала этому значения. Ведь она в последний раз надевала его несколько лет назад.

Затем девушка подняла волосы, оставив по бокам несколько мягких локонов, и нанесла макияж. Она осталась довольна результатом. Даже горбинка на носу, которую она так ненавидела, была почти незаметна.

Маккензи ощутила прилив оптимизма. Несомненно, Данте ею доволен. Возможно, если она продолжит доставлять ему удовольствие в постели, ей удастся убедить его не разрушать отель.

Когда девушка застегивала косметичку, ее взгляд упал на противозачаточные таблетки. Пройдя в ванную и налив стакан воды, она вдруг обнаружила, что таблеток в упаковке осталось больше, чем должно было.

Тогда ее осенило. Она пропустила прием два раза — во время той роковой ночи в отеле и по прибытии в Окленд, когда было слишком поздно и она ничего не соображала.

А ему она сказала, что предохранялась! Маккензи села на край ванны. Следует ли ей признаться в своей ошибке или подождать? Нет смысла беспокоить его раньше времени. К тому же что-то подсказывало ей, что Данте вряд ли станет ее слушать. Кроме того, риск невелик. Многие женщины месяцами не могут забеременеть, а тут после двух раз… Вряд ли.

Маккензи посмотрела на часы. Пора будить Данте. Поднявшись, она взяла дрожащей рукой две таблетки и проглотила их, запив водой. Все обойдется! Жизнь не может быть к ней столь жестока.

Вернувшись в спальню, Маккензи тихо позвала Данте. Он даже не пошевелился. Его дыхание было ровным и глубоким, веки слегка подрагивали. О боже, до чего же он красив! Присев на кровать, она провела рукой по его плечу и коснулась губами его щеки.

— Данте, — снова позвала она, целуя его в уголок рта.

Он приоткрыл один глаз, и в следующую секунду ее макияж был безнадежно испорчен, а тревоги из-за непринятых таблеток забыты.

— Стюарт Куинн — владелец и исполнительный директор отделения «Куинн Боатбилдинг Энтерпрайзис» здесь, в Окленде, — объяснил ей Данте по пути в ресторан.

Они успевали на восьмичасовую встречу, что было настоящим чудом, учитывая, что ей пришлось подправлять макияж и переделывать прическу.

— Куинну, — продолжил он, — принадлежит двухсотметровая полоса земли в прибрежной зоне, которая требует благоустройства. Его бизнес топчется на месте и нуждается в модернизации. У него не хватает наличных средств, ему не дают заем, но продавать землю он отказывается наотрез.

— Почему он не может получить заем? Земля, должно быть, стоит целое состояние.

— Он уже занял под нее средства, чтобы поддержать своего сына, но бизнес того в конце концов прогорел. Банк больше не даст ему кредит.

Маккензи нахмурилась.

— Откуда ты знаешь?

— Все очень просто. Мне принадлежит контрольный пакет акций его банка.

— Значит, ты собираешься заставить его продать землю?

— Банк должен обеспечивать прибыль своим акционерам, одним из которых являюсь я. Кому нужен лишний риск?

— Почему бы тебе не дать ему шанс?

— Послушай, я не стал бы тем, кем являюсь сейчас, если бы вечно ждал у моря погоды. Это не работает. Я считаю, что, если ты хочешь чего-то добиться в этом мире, ты должен смело двигаться вперед. А если ты отказываешься от своего шанса, ты его не заслуживаешь. Победителю достается все.

Маккензи откинулась на спинку сиденья. Данте Карраццо снова напомнил ей о том, каким безжалостным он может быть. После его ласк она об этом забыла, и ей стало не по себе. Она очень рискует, если позволит ему усыпить ее бдительность.

— Скажи, зачем нужно мое присутствие на этом ужине?

— Дело в том, что Стюарт приведет с собой свою жену Кристин. От тебя требуется развлечь ее, пока я буду работать со стариком.

— То есть загонять его в угол?

— Нет, взывать к его здравому смыслу.

— А Эдриан там будет?

Данте оглянулся.

— Почему ты спрашиваешь?

Маккензи отвернулась, сделав вид, что любуется панорамой гавани.

— Ну, он твоя правая рука, и я подумала…