— Я знаю, что обидел тебя, поэтому хочу сказать, что был не прав.

— Ты просишь прощения? У меня?

Данте улыбнулся.

— А что здесь такого? Я тоже могу ошибаться. — Он накрыл ладонью ее грудь и, нащупав затвердевший сосок, захотел большего. Тогда он откинул одеяло и, задрав ей топ, прильнул губами к этому нежному бутону. — Не уверен, что имя Маккензи тебе подходит. Роуз гораздо лучше. Оно подходит к этим… — Он переключил свое внимание на другой сосок.

Маккензи вздохнула.

— Который час?

— Около шести утра, — прошептал он, на мгновение оторвавшись от ее груди.

— И ты только что лег в постель?

— Да.

— Ты опять работал всю ночь?

Его губы скользнули вниз по ложбинке на ее груди.

— Виноват.

— Ты уверен в том, что ты человек, а не сова?

Рассмеявшись, Данте покрыл поцелуями ее живот.

— Вполне, — ответил он, спуская ее пижамные брюки и ложась поверх нее. — Значит, ты принимаешь мои извинения?

— Пока не знаю, — поддразнила его она.

Тогда он поцеловал пульсирующую жилку на ее горле.

— Могу я попытаться искупить свою вину?

Улыбнувшись, Маккензи раздвинула ноги:

— Попробуй!

Маккензи разбудил телефонный звонок, и она, воспользовавшись тем, что Данте, похоже, теперь надолго был занят разговором, побежала в ванную. Ее волосы растрепались, губы припухли, на груди виднелся небольшой след, оставленный его щетиной. Одним словом, она была в полном беспорядке.

Включив душ, Маккензи улыбнулась. Данте соблазнил ее, чтобы заслужить ее прощение. А она еще убеждала себя прошлой ночью, что не хочет его! Кого она пыталась обмануть? Безусловно, от Данте зависела судьба «Эштон Хауса», но она хотела его для себя.

Маккензи встала под теплые струи. Что было в этом плохого? Почему они оба не могут наслаждаться друг другом, пока длится их соглашение? Все, что от нее требуется, — это не терять голову. А она всегда была благоразумной и не собиралась влюбляться в неподходящего мужчину. Однажды она уже совершила подобную ошибку. По крайней мере на этот раз ее сексуальный партнер не уйдет от нее из-за ее фригидности.

Похоже, теплая вода сотворила с ней чудо. Через десять минут она вышла из ванной будто заново родившейся. Данте по-прежнему разговаривал по телефону. Она не сомневалась, что его собеседником был Стюарт Куинн.

Увидев ее, Данте улыбнулся. Ее сердце радостно подпрыгнуло, и она на мгновение замерла на месте, затем повернулась и побежала обратно в ванную.

Данте заглянул туда несколько минут спустя.

— С тобой все в порядке? Ты выглядела так, словно повстречала привидение.

Улыбнувшись, Маккензи принялась сушить полотенцем волосы.

— Все отлично, — солгала она, чувствуя, как ее пульс снова учащается в присутствии обнаженного Данте.

— Хорошо, — ответил он, включая душ. — Куинн приглашает нас сегодня к себе на яхту. Он загорелся предстоящей сделкой и очень хочет тебя видеть.

— Мне понравился Стюарт Куинн, — кивнула Маккензи, выходя из ванной. — Я с удовольствием принимаю его приглашение.

— Я заказал для нас завтрак, — бросил ей вслед Данте. — Его скоро принесут.

Какое счастье, потому что Маккензи умирала с голоду. Едва она закончила одеваться, как появился официант с тележкой. Крышки мешали посмотреть, что находится на тарелках, но ароматы от них исходили аппетитнейшие.

Поставив тарелки на стол, официант налил кофе в две чашки и удалился. Через пару минут из ванной вышел Данте в белом махровом халате, который изумительно контрастировал с его оливковой кожей. В его растрепанных черных волосах поблескивали капельки воды. Он запросто мог бы рекламировать средства для бритья.

— Ты голодна? — спросил он, выдвигая стул.

— Просто умираю с голоду.

— В таком случае, — он указал на закрытые фарфоровыми крышками тарелки, — может, тебе следует посмотреть, что там?

Очевидно, Данте хотел произвести на нее впечатление своей щедростью, но Маккензи, несмотря на голод, не стала проявлять особого энтузиазма. Немного помедлив, она подняла крышку первой тарелки и обнаружила яичницу с лососем. Во второй тарелке оказалась горка жареного бекона с грибами, в третьей — блинчики, к которым была подана чаша спелой клубники и джем.

Затем Маккензи подняла четвертую крышку и обнаружила под ней то, чего ей никогда еще не приносили в номер отеля вместе с завтраком.

— Что это? — спросила она, уставившись на плоскую коробочку на серебряном подносе. Ее охватил страх. — Данте?

— Это сюрприз, — сказал он. — Открой.

Она покачала головой.

— Я не понимаю.

— Просто открой.

Дрожащими руками Маккензи взяла коробочку и, открыв ее, забыла о голоде. На черном бархате лежала восхитительная подвеска с изумрудами и бриллиантами на золотой цепочке, а рядом с ней соответствующие серьги.

Нахмурившись, она снова покачала головой.

— Не понимаю, откуда это взялось.

— Доставили из ювелирного магазина внизу, — произнес Данте. — Бери. Это мелочь.

— Ничего себе мелочь! Они великолепны. Только не говори, что они настоящие.

Подойдя к Маккензи, Данте взял из коробочки подвеску и надел ее ей на шею. Девушка почувствовала тепло его пальцев и прикосновение холодных камней к ее груди. Она приподняла подвеску, чтобы получше ее разглядеть, в то время как Данте аккуратно вставил в мочки ее ушей серьги. Затем он взял ее за руку и подвел к большому зеркалу.

— Я хотел подарить тебе что-нибудь, что подходило бы к твоим глазам, — сказал он, убирая назад ее волосы. — Тебе нравится?

Драгоценные камни сверкали при каждом ее движении, придавая еще больше яркости ее глазам. Сколько стоит такой комплект? Она даже боялась предположить. А если она его примет, ей это дорого обойдется.

— Они очень красивые, — призналась Маккензи, — но дело не в этом.

— Как раз в этом, — возразил Данте, положив руки ей на плечи и наклонившись, чтобы поцеловать ее в шею. — Ты моя любовница. Почему я не могу немного тебя побаловать? Особенно после того, как ты спасла очень важную для меня сделку.

От его прикосновений у нее внутри началось разливаться тепло, однако его слова подействовали на девушку как ушат холодной воды. Значит, украшения — плата за оказанные услуги?

Это неправильно! Такой подарок должен быть свидетельством любви. В противном случае он утрачивал ценность.

Да, она согласилась стать любовницей Данте Карраццо, но не нуждалась в вознаграждении.