Глава 3

Борис получил назначение на должность хирурга N-ской военно-воздушной базы дальней авиации под Владивостоком.

Увидев впервые столицу Приморского края, строения которой карабкались на скалы, молодой офицер вспомнил где-то вычитанное им изречение в отношении города известного норвежского путешественника Нансена, проехавшего здесь в начале ХХ века: «Расположенный на террасах, Владивосток очень напоминает Неаполь, правда, без Везувия…»

Борис никогда не бывал в Неаполе, но сейчас, бредя с чемоданом в руке под то ли дождём, то ли снегом в поисках места службы, решил для себя однозначно: да, это не Неаполь!

Молодой человек имел в виду прежде всего погоду.

Ещё было ощущение, что он попал на корабль, – так много моряков окружало его.

Наконец на случайной попутке парня подбросили на КПП военной базы у посёлка Большой Камень. Изучив его документы и обнаружив диплом об окончании академии с отличием, местное начальство недоумевало:

– Что же вы не остались в Ленинграде? Или успели что-нибудь натворить после выпускных экзаменов? – спросил лейтенанта начальник штаба базы полковник Илюшенко, коренастый мужчина лет сорока пяти – сорока семи с наголо выбритой головой, и заговорщически улыбнулся, глядя на парня. От него пахло одеколоном «Шипр», а подворотничок полковничьей ПШ (полушерстяная гимнастёрка) был белее новогоднего снега.

«Аккуратный дядя!» – мысленно оценил Борис.

Одного взгляда на грудь офицера, где в три ряда теснились орденские планки, было достаточно, чтобы понять: молодой доктор имеет дело с боевым лётчиком и участником Великой Отечественной.

– В Хабаровске проживают мои родные: мама и старший брат, также военный медик с семьёй. Хотелось быть ближе к своим, – коротко, по-военному доложил Борис.

– Так, значит, вы – представитель врачебной династии? – улыбнулся полковник. – Ну что же, становитесь на довольствие и размещайтесь в общежитии. А пока я приглашу сюда вашего непосредственного начальника подполковника медслужбы Горохова, он проводит вас до общежития и поможет с размещением, а потом проведёт в стационар и введёт в курс дела.

В следующий момент полковник, казалось, забыл о вновь прибывшем офицере: бесконечно звонил телефон, в кабинете толпились люди. Полковник читал и подписывал бумаги, курил, иногда вставая и подходя к небольшому квадратному столику у самого окна, где стоял графин с водой и гранёный стакан.

Всё это время лейтенант Добров сидел, молча разглядывая голые стены кабинета и единственный висящий в нём фотографический портрет министра обороны.

Наконец в дверь кабинета постучали, и на пороге появился высокий мужчина в белом халате, со стетоскопом на груди. Это был Горохов.

Врачей в стационаре на сто коек было немного, в основном фельдшеры. А хирургов только двое: Борис и сам начальник – Горохов.

Виктор Валентинович (так величали подполковника) казался на вид рассеянным и не по-военному неопрятным. Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Скоро Добров понял, что за маской сугубо гражданского человека, некоего добряка-парня скрывался требовательный начальник и прекрасный профессионал, впитавший уроки полевой хирургии.

В госпитале велось круглосуточное дежурство, и на долю молодого инициативного хирурга выпадало по восемь-десять ночных вахт ежемесячно. Это было связано с близостью границ и действиями авиации в ночное время. Кроме того, стационар обслуживал и лётные полки штурмовой авиации аэродрома Воздвиженка, находившегося в 12 километрах от города Уссурийска, где располагалось головное медицинское учреждение – Уссурийский окружной военный госпиталь.

Во время войны с милитаристской Японией осенью 1945 года госпиталь развернул 1500 коек и принял 1257 раненых воинов Советской армии.

Борис брался за любую работу, и, надо признаться, её хватало. В основном это были бытовые случаи: обморожения, нагноения, переломы. Реже – полостные операции по удалению аппендицитов и грыж. Но однажды произошёл случай, после которого о Доброве заговорили как о молодом талантливом хирурге.

В стационар доставили лётчика, совершившего аварийное катапультирование, с венозным кровотечением. Счёт шёл на минуты: пилот потерял много крови. Борис знал, что в этом случае бороться нужно прежде всего с шоком, вызванным кровопотерей.

Во время экстренной операции, которую решили проводить в стационаре, он ассистировал Горохову. Четыре часа длилась борьба за жизнь лётчика, и они победили! Удалось даже сохранить изуродованную ногу. В дальнейшем были крайне важны послеоперационная профилактика и индивидуальный уход, то есть то, что нельзя было в полной мере обеспечить в условиях их стационара. Лишь только состояние пилота стабилизировалось, его отправили в Уссурийский окружной военный госпиталь. Сопровождать раненого поручили Борису.

– Молодец! – похвалил Евгения ведущий военный хирург госпиталя полковник Подгородецкий, когда они вернулись в кабинет после осмотра раненого пилота.

– Да это в основном Горохов, а я…

– В одиночку такие операции не делаются! – с улыбкой прервал его полковник. – Вы, говорят, с отличием окончили академию в Ленинграде?

Борис кивнул утвердительно.

– Я буду ходатайствовать о вашем переводе в наш госпиталь. Здесь вы получите отличную практику!

Полковник сдержал своё слово, и Добров стал хирургом окружного госпиталя. Количество работы увеличилось в разы, но Борис был только рад этому. Он трудился за двоих. Но медицина не стояла на месте, и молодой человек мечтал об учёбе.

Мечту удалось осуществить только в 1966 году. Борис Добров, капитан медицинской службы, направлялся в Ленинград на шестимесячные академические курсы в Военно-медицинскую академию.

За четыре года работы в окружном госпитале было всякое: несомненные удачи и обидные ошибки. Но главное состояло в том, что молодой хирург нашёл своё место в прославленном медицинском учреждении, снискав заслуженное уважение коллег. Только заработав себе доброе имя, Борька решился просить продолжения учёбы. Госпиталь всегда отличался высоким уровнем научно-практической работы, его руководство пристально следило за профессиональным ростом врачей, и поэтому, когда Добров попросился на учёбу, начальник медучреждения полковник Пухняк подписал его рапорт без проволочек.

И снова Ленинград! Как же он скучал по этому холодному, но уже такому любимому городу! Только теперь он понял это. Острый шпиль Адмиралтейства, широкие прямые, как струны гитар, проспекты, старинные особняки, хранящие память о своих бывших хозяевах – всё здесь было таким родным и близким!

Борис неторопливо гулял по осеннему городу и всё не мог надышаться промозглой сыростью Невы, знакомой ещё со студенческой юности.

Он пришёл на Аничков мост и, опершись на перила, молча глядел на чёрную воду, отражаясь в которой вихрем неслись облака. Боковым зрением он невольно выделял в толпе прохожих чёрную форму военных моряков, к которой так привык за последние годы службы!

«Странно, и здесь, и во Владике (так на сленге жителей Приморского края называют Владивосток) в основной своей массе – моряки, – размышлял Борис, – а я вот – медик, да ещё в лётной форме!»

– Простите, товарищ военный, вы не подскажете нам, как пройти к Русскому музею? – раздался за его спиной девичий