Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, о сын, будь трезв и молодостью не обольщайся. И в покорности и в непокорности, в каком бы ты состоянии ни был, бойся господа всевышнего, проси у него прощения и страшись смерти, чтобы не упасть, как тот портной, внезапно в кувшин вместе с бременем прегрешений.
И не водись только с одними юношами, общайся также и со стариками и товарищей и собеседников имей смешанных, из старых и молодых. Потому что, если юноша в юности сделает что-либо ненадлежащее, старец воспрепятствует ему делать это ненадлежащее, ибо старцы знают многое, чего юноши не знают.
Хотя и есть такой обычай у юношей измываться над стариками из-за того, что те нуждаются в молодости, но не подобает юношам по этой причине величаться над стариками и не уважать их, ибо если старики жаждут молодости, то юноши тоже несомненно жаждут старости. Старец-то своего желания добился и плоды его пожал, а юноше хуже: может быть, он добьется этого желания, а может быть, и нет. А как хорошенько поглядишь, оба друг другом довольны[113].
Хотя юноша себя и считает самым ученым из всех людей, но ты из числа таких юношей не будь, стариков уважай, им лишнего не говори, ибо; если грубить старикам, отвечать придется.
Рассказ. Слышал я, что был один столетний старец. Согнулся он пополам и шел, опираясь на посох. Юноша в насмешку сказал ему: „Эй, шейх, за сколько ты этот лук купил, я себе тоже такой куплю“. Старик ответил: „Если доживешь, да подождешь, так и даром тебе подарят“[114].
Хотя бы ты был достойным и искусным, но с легкомысленными стариками не водись, ибо общество рассудительных юношей лучше, чем общество легкомысленных стариков.
Пока ты молод, будь молод, а когда состаришься, веди себя, как старик. Как я говорю об этом в дубейте[115]:
Стихи:
Я сказал: закрой двери дома на цепь,
Посиди со мной, повластвуй над моим сердцем.
Она ответила: сделай свои седины черными, как смоль,
Зачем терзаешься страстью, раз состарился, то и будь стариком!
В старости не годится вести себя, как юноша, как и юношам стареть не подходит. Молодиться в старости — это трубить в рог во время бегства. Как я сказал в книге „Зухдийат“:
Стихи:
Словно трубить в рог во время бегства,
Когда человек молодится в старые годы.
И не кокетничай, ибо сказано: кокетливый старик — хуже остерегайся кокетливых и нечистых стариков. И к старости будь справедливее, чем к молодости, ибо у юношей есть надежда на старость, а у стариков нет иной надежды, кроме смерти, и трудно ему на что-либо иное надеяться. Ибо если пшеница созрела, если не снимут, она осыплется, как и плод, когда созреет, если не сорвут, сам опадет. Как я сказал:
Стихи:
Если поставишь ты подножие своего трона на луну,
Если будешь, как Сулейман, по мощи и счастью,
Когда созреет твоя жизнь, соберешь ты пожитки,
Ибо созревший плод опадает с дерева.
И повелитель правоверных Али тоже сказал, да благословит его аллах:
Когда кончилось дело, приблизился недостаток его,
Ожидай убыли, когда скажут: кончено.
И знай, что не позволят тебе [далее] существовать, когда чувства твои сдадут в работе и врата зрения, и речи, и слуха, и обоняния, и осязания, и вкуса перед тобой закроются. Ни ты [тогда] не будешь рад своей жизни, ни другие люди твоей жизни, и станешь ты для людей бременем. И вот смерть лучше такой жизни.
Но когда состаришься, удаляйся от юношеских нелепостей, ибо чем ближе смерть, тем больше нужно удаляться от юношеских нелепостей. Ведь жизнь человеческая подобна солнцу: солнце юношей на восточном горизонте, а солнце стариков на горизонте западном, и знай, что солнце, которое находится на западном горизонте, уже садится. Как я говорю:
Царь мира,[116] ослабев в руках старости,
Подумай об уходе, ибо, когда исполнилось шестьдесят,
День твой вступил в другую молитву, а всегда,
Когда пришла „другая молитва“, скоро придет и ночь.
И потому-то старик по уму и делам не должен уподобляться юношам. И к старикам всегда будь сострадателен, ибо старость — болезнь, при которой никто не приходит навестить больного, старость — недуг, лекарство для которого не уготовит ни один врач, кроме смерти, ибо от мук старости не найдет старик успокоения, пока не умрет. Каждый день можно надеяться на улучшение, только не в болезни старости, там каждый день все хуже и надежды на улучшение не бывает, ибо я читал в одной книге, что человек до тридцати четырех лет каждый день прибывает в силе и сложении, после тридцати четырех до сорока остается при том же [уровне], не увеличиваясь и не уменьшаясь, как солнце, которое, дойдя до середины неба, замедляет ход, пока не начнет склоняться. От сорока лет до пятидесяти каждый год видит он у себя недостаток, которого прошлый год не видел, а от пятидесяти до шестидесяти каждый месяц видит в себе недостаток, который прошлый месяц не видел, а от шестидесяти до семидесяти каждую неделю видит у себя недостаток, который неделей раньше не видел, а от семидесяти до восьмидесяти каждый день видит недостаток, который вчера не видел.
Если же он и за восемьдесят переживет, то каждый час будет видеть в себе недостаток, и боль, и страдание, которого часом ранее не видел. И предел жизни — сорок лет, как лестница в сорок ступенек, дальше идти пути не найдешь, как поднялся, так, конечно, придется и спускаться, и с той стороны, с которой поднялся, с той придется и спускаться. Доволен же человек, когда каждый час постигает его новая боль и новое страдание, которого часом ранее не было! И вот, о сын, затянул я перед тобой эту жалобу на старость, так как сильно на нее жалуется человек, и не диво это, ведь старость — враг, а на врага всегда жалобы. Как я сказал:
Стихи:
Если жалуюсь я на нее, не дивись на меня,
Ибо это беда моя, а от беды и жалоба.
А ты, сынок, для меня милее всех,