— Почему ты ничего мне не сказала? — расплакалась она. — Ятак испугалась, мама… А девчонки смеялись надо мной и бросали в меня всякие…

Пока она говорила, мама приближалась, и вдруг ее рука —твердая, мозолистая, мускулистая — мелькнула в воздухе, словно гибкая лоза, инаотмашь хлестнула Кэрри по щеке. Зарыдав в голос, Кэрри упала на пол в дверяхгостиной.

— …а Бог создал Еву из ребра Адама, — закончила мама, глядяна нее из-за стекол очков своими огромными, словно очищенные яйца вкрутую,глазами, и ударила ее ногой.

Кэрри закричала.

— Вставай, женщина, и будем молиться. Будем молиться Господуза наши слабые, грешные женские души!

— Мама…

Кэрри рыдала, давясь слезами. Давно дремавшая истерикапрорвалась наконец наружу, ухмыляясь и бормоча что-то невнятное. Она даже немогла подняться на ноги и только ползла в гостиную, судорожно, хрипловсхлипывая и подметая пол свесившимися на лицо волосами, а мама время отвремени поддавала ей ногой. Так они и добрались через гостиную к алтарю,установленному в бывшей спальне.

— А Ева была слаба и… Что дальше? Продолжай, женщина!

— Нет, мама, пожалуйста, не надо, помоги мне…

Еще один удар ногой. Кэрри закричала.

— А Ева была слаба и выпустила в мир черного ворона, —продолжала мама, — и этот ворон звался Грех, а первый Грех звался Сношение. Зачто Господь наложил на Еву проклятье, и это проклятье есть Проклятье Крови.Адам и Ева были изгнаны из райского сада на землю, и Ева узнала, что живот еерастет от ребенка.

Снова удар ногой под зад, и Кэрри пропахала носом подеревянному полу. Они были уже в комнате с алтарем. Здесь на столе, покрытомшелком с вышивкой, лежал крест. По обеим сторонам от него стояли белые свечи.За ними раскрашенные изображения Христа и его апостолов. А справа — самоеужасное место, темная пещера, где гасла любая надежда, любое противление Божьей— и маминой — воле. Дверь чулана словно в насмешку стояла открытой. Внутри, поджуткой синей лампой, которая никогда не выключалась, висела репродукция Дерропо впечатлениям знаменитой проповеди Джонатана Эдвардса «Грешники в рукахразгневанного Бога».

— И было второе проклятье. Проклятье Деторождения, и Евародила Каина в муках и крови.

Даже не дав Кэрри подняться, она волоком подтащила ее калтарю, где они обе упали на колени, и мама крепко схватила дочь за руку.

— А за Каином Ева родила Авеля, поскольку не очистилась ещеот Греха Сношения, и потому Господь наложил на нее третье проклятье. ПроклятьеУбийства. Каин поразил Авеля камнем. И все-таки ни Ева, ни дочери ее неочистились от греха, и на их грехах основал Хитрый Змей свое царство разврата имерзости.

— Мамочка! — кричала Кэрри. — Мама, ну послушай, пожалуйста.Я не виновата!

— Преклони голову! — твердила мама. — И будем молиться.

— Ты должна была мне сказать!

Мама с силой опустила тяжелую руку на затылок Кэрри — заэтим движением, чувствовались все одиннадцать лет, что она провела, таскаятяжелые тюки с бельем и двигая тележки с мокрыми простынями. Голова Кэрримотнулась вперед и ударилась об алтарь так, что задрожали свечи, а на лбуосталась красная отметина.

— Помолимся же, — сказала мама мягко, но непреклонно.

Плача и хлюпая носом, Кэрри склонила голову. Под носомсловно маятник раскачивалась длинная сопля, и она

(боже если бы у меня был пятицентовик за каждый раз когдаона заставляла меня здесь плакать)

стерла ее рукавом.

— Боже милостивый, — затрубила мама, откинув назад голову, —помоги этой грешной женщине рядом со мной узреть греховность ее возраста и ее жизни.Покажи ей, что, будь она безгрешна, на нее никогда не пало бы Проклятье Крови!Возможно, она совершила Грех Похотливых Мыслей. Возможно, она слушала по радиорок-н-ролл. Возможно, ее искушал Антихрист. Покажи ей, что это твоихмстительных, но добрых рук работа и…

— Нет! Пусти меня!

Кэрри попыталась встать, но мамина рука, крепкая ибезжалостная, как стальные кандалы, вернула ее на колени.

— …и что это твое знамение, и что отныне она должна идтипрямой дорогой, иначе не миновать ей мук в геенне огненной. Амен. — Онавзглянула на дочь своими блестящими, огромными из-за очков глазами и добавила:— А теперь иди в чулан.

— Нет! — Кэрри почувствовала, как от страха у нее сперлодыхание.

— Иди в чулан. И молись. Моли Господа о прощении за твоигрехи.

— Я не грешила, мама. Это ты согрешила. Ты не предупредиламеня, и все надо мной смеялись.

Ей снова показалось, что в маминых глазах мелькнул страх, ноон исчез так же быстро и беззвучно, как зарница. Мама принялась силойзаталкивать Кэрри в чулан, залитый мертвенным голубым светом.

— Молись Господу, и грехи твои будут прощены.

— Мама, пусти меня сейчас же.

— Молись, женщина.

— Я опять вызову камни с неба!

Мама замерла.

Казалось, на мгновение она даже перестала дышать. А затем еерука сдавила шею Кэрри и продолжала давить до тех пор, пока у нее перед глазамине поплыли красные огненные шары. Мысли смешались и затерялись где-то вдали.

Одни только огромные мамины глаза маячили перед лицом Кэрри.

— Дьявольское отродье! — прошептала мама. — И за что толькомне такое проклятье?

В смятении Кэрри пыталась отыскать у себя в памяти что-нибудьдостаточно сильное, обидное, чтобы выразить свою ненависть и муку, свой стыд истрах. Ей казалось, будто вся ее жизнь сошлась в одно это жалкое забитоемгновение протеста. Глаза безумно таращились на мать, заполненный слюной ротшироко открылся…

— СТЕРВА! — выкрикнула она.

Мама зашипела, как ошпаренная кошка.

— Грех! Великий грех! — произнесла она и принялась колотитьКэрри по спине, по шее, по голове, заталкивая ее в чулан.

— Е…НАЯ СТЕРВА! — снова выкрикнула Кэрри.

(вот так ей вот так ведь конечно она делала «это» а какиначе у нее появилась я так ей)

Она влетела головой вперед в чулан, ударилась о стену и вполубеспамятстве упала на пол. Дверь за ней захлопнулась, повернулся ключ.

Кэрри осталась наедине с маминым разгневанным Богом.

На залитой голубым светом картине огромный бородатый Иеговашвырял истошно кричащих людей сквозь облачную бездну в пучину огня. Под нимпробирались сквозь адское пламя мерзкие черные фигурки, а на пылающем троневосседал с трезубцем в руках сам Черный Человек. Тело у него было человеческое,но с заостренным хвостом и головой шакала.