– Этот? – Алекс указал на квадратный кусок в небе.

– Возможно, да, но он был ближе, – кивнула она.

– Это космический корабль и, судя по тому, как он движется,он брошен, – ответил брат.

– Нет, это было другое, – настаивал я.

– Обалдеть, – Алекс не слушал меня. Он глядел в бинокль накорабль, – Посмотри на название.

Брат передал бинокль Грыу:  – «Орбита–7»? Не верю! На землеона действует, а эта… О, боже! Она же ржавая, как консервная банка!

– Давайте спускаться? – предложил я. Мне было неприятно, чтоони игнорируют меня.

– Я лично остаюсь тут, – брат скрестил руки на груди.

– А я иду с Линкольном, – Грыу не хотела уступать.

Алекс молчал.

–Ты идешь? – не выдержала она.

Брат стоял и смотрел на нас.

– Слушай, брось, мы же взрослые люди? – теперь раздражениебрата передалось и мне, – Алекс?

Брат молча  смотрел на меня.

– Пожалуйста, – от моего приказного тона не осталось иследа, я не просил, я умолял брата, а такое Алекс любил, – Ради меня, ради нас.Помоги, нам? Нам не справиться без тебя, пожалуйста…

– Хорошо-хорошо! – сдался Алекс, – Идем все вместе, но япервый!?

– А я что и говорю, – проворчал я.

– Запомните одно правило, – в голосе брата появилась деловаянотка «знаток». В школе он увлекался скалолазанием и любил напомнить окружающимоб этом моменте, – Что говорю делать, то и делаете, потому что это тьма, а всумерках спускаться  по «стене» – самоубийство. Нам очень повезло, что лунасветит на нас, Виктор прав – это наш козырь, но у нас в запасе всего часа два.Она пойдет на восток и тогда наши шансы застрять на обрыве очень большие. Такчто вперед!

В детстве я обожал комиксы «человек паук», но не сегодня ине сейчас. Спускаться со страховкой в ясный день – одно, а ползти по стене внизночью – совсем другое. Каждый новый шаг может стать для тебя последним. Тыобдумываешь каждое движение, ты дышишь по-иному, и сердце твое бьется порой встранном ритме.  В ритме танго, как будто хочет надышаться перед новым шагом.Знает твое сердце, что, возможно, новый  шаг станет для тебя последним.

Ладони начали потеть и, соответственно, сами руки сталискользить по камням. Я остановился и поглядел вниз. Первая и самая важнаяошибка – никогда не смотрите вниз. Темнота внизу начнет затягивать, и  тыотпустишь руки. У  меня закружилась голова, так как расстояние было довольноприличное –  где-то с десятиэтажный дом. Вполне достаточно, чтобы разбиться.Затошнило и чтобы хоть как-то справиться с агонией внутри, я поглядел прямоперед собой. Луна была полной. Одиноко светила на черном небе. Глядела на менясвоим желтым глазом.

Потом я увидел черный силуэт перед луной и перед собой.Готов поклясться, эта штуковина размахивала двухметровыми крыльями с такимизяществом, что ветер от них едва шевелил мои волосы. Его дыхание касалось моейнебритой щеки, и я подумал, что, наверно, так должен умереть. Я закрыл глаза иневольно разжал пальцы. До сих пор помню, как чья-то рука поддерживала моюспину, а вторая ухватилась за мое плечо. Через мгновение я очнулся на песке, комне бежали брат и Грыу. Никого не было рядом. Странный силуэт исчез также быстро, как и появился.

– Виктор! Виктор! – не своим голосом вопил Алекс, – Немолчи, бога ради! Скажи что-нибудь!

– Доктор Линкольн, – Грыу пыталась придерживатьсяофициального тона, но у нее скверно выходило. Я тихо рассмеялся:

– Да, профессор? Может, перейдем на «ты»?

– Фу, черт! – брат нервозно хохотнул, – Испугал. Встатьсможешь?

– Не думаю… – промямлила Грыу, – Он же с такой высотысвалился…

– Не. Нормально, – я поднялся на ноги. Оба глядели на меня судивленными лицами, но теперь я не смотрел на них. То, что я увидел, не моглопередать ни одно воображение фантаста и, тем более, логика ученого. Я увиделнастоящего железного дракона. Он, разинув пасть, лежал на спине и выглядел такимбезжизненным  и жалким, но его метровые когти и зубы-резцы не казались такимибезобидными. Он был наполовину сожран коррозией, но даже в такомдеформированном состоянии было ясно, что этот метал – не железо, а какой-тосплав неземного происхождения.

Я облизал пересохшие губы и поглядел вперед. Впереди, впустыне, расстилалось целое кладбище драконов, точь-в-точь похожих на первого.

– Что же здесь произошло? Какая трагедия? – прошептал я.

 Грыу прижала руки к груди и отрицательно покачала головой: –Война, вот что было тут – это поле сражения. Я очень надеюсь, что человечествовыжило…

– М-да, страшней нет слова, чем война, – кивнул брат, – Нучто, вперед?

Все были согласны с ним. Никто из нас не хотел ночевать наэтом кладбище из стали омытой в крови людей.

 – Какие еще сюрпризы преподнесет нам эта новая планета,остается, только гадать, – сказал Алекс, глядя в ущелье, – Что-то мнеподсказывает, что другого выхода у нас нет, и компас кричит, что за ним город.

– Думаешь, не выберемся? – спросила Грыу, – Но нам нужноидти. Солнце взошло, и скоро начнется жара, а воды у нас больше нет.

– Да, нужно идти, – кивнул брат, – Виктор, ты как?

Я был «никак». Из меня плохой альпинист, и путешественниктоже. Я устал, стер ноги в кровь и падал от усталости, но больше всего мнехотелось пить. Я ученый, а не любитель приключений; когда я заключал контрактна Земле, меня никто не предупредил, что  придется лазить по каньонам, бродитьв пустыне и разгадывать ребусы, как выбраться из ущелья, созданного не рукойприроды, а чьей-то иной рукой.

– Нормально, – соврал я.

– Идти сможешь? – не отставал брат.

– Да, – сказал я, но произнести твердо слово «да», было кудасложнее, чем пойти за Грыу и Алексом.

Внутри все оказалось иначе. Камни были не белого, а серогоцвета. Проход был то шире, то уже. Так что, иной раз приходилось прижиматься кстенам или вставать на колени и ползти, чтобы пройти вперед. Примерно через часпроход расширился, но солнца по-прежнему было не видать за высокими стенами.Дело осложняло то, что по ущелью стал стелиться густой туман, резко похолодало,и мы уже начали отчаиваться найти выход.

– Это лабиринт, – упавшим голосом сказала Грыу.

– У нас есть компас, – брат говорил деловым тоном, но в егоголосе была неуверенность.

– Стрелка указывает направление, а не как пройти сквозьстену, – Грыу прислонилась спиной к стене, – и солнца не видно. Стены ущельяслишком высокие, не определить положение.

– Я что-нибудь придумаю, – брат поглядел на меня.