– Это очень ценная для меня и достаточно редкая книга. Я ее себе не смогла купить, хотя прочла от корки до корки.

– Вы прочли такую толстую книгу? – удивился автор единственного романа.

– Да, прочла залпом. Это моя настольная библия.

– А о чем эта книга, Ляля? – с любопытством спросил молодой человек.

– О том, что не стоит выходить замуж. И что нужно как можно сильнее любить себя!

Молодой человек улыбнулся.

– Я думаю, что эта книга могла бы стать и моим гимном жизни.

Ляля на секунду удивилась.

– По вам не скажешь, что вы нарцисс.

– А по какой части моего тела вы это поняли, Ляля?

– По глазам! Глаза у эгоистов меняют свой цвет. Я после первой нашей с вами встречи перед сном заметила, что у вас глаза не поменяли за весь день свой оттенок ни разу.

– Интересное наблюдение. А я заметил, что ваши глаза поменялись с небесно-голубых на светлый изумруд.

– Я себя люблю больше, чем кого-либо на этом свете. Я вам в этом признаюсь заранее, Вячеслав, чтобы вы не заблуждались относительно меня.

– Ляля… А что, если я вам скажу, что мои глаза вам лгут?

– Я охотно поверю вам, Вячеслав. Но вашим глазам – больше уже нет!

Молодой человек не совсем понял, что в данном случае хуже.

– Страница тридцать девять. Шестнадцатая строчка!

Девушка открыла книгу и принялась ее листать.

– «…ты мог кое-что забрать у меня… – Он подмигнул. – Шампанское».

– С чем у вас ассоциируется эта строчка? – спросил Вячеслав, увлекшись интересной игрой.

Девушка присела обратно на свое место.

– С Парижем.

– Вы бывали в Париже?

– Бывала. Всего несколько дней я там провела.

– И как вам? Какой он – город любви? – юноше было чрезвычайно интересно услышать эту историю.

Девушка улыбнулась.

– Француженки не такие красивые, как я себе представляла, и одеваются старомодно. В целом я сделала вывод, что в Европе одеваются, как это принято у нас, вычурно и броско, только девушки легкого поведения. Остальные европейки всегда носят удобную и невызывающую одежду.

А о самом Париже… Знаете, Вячеслав, он очень похож на Петербург, и, прогуливаясь по Сене, я часто ловила себя на мысли, что прогуливаюсь по Неве.

– Расскажите об Эйфелевой башне. Вы видели ее?

– В Париже не увидеть Эйфелеву башню можно, только находясь в самой Эйфелевой башне. Вы, конечно, слышали о писателе Мопассане?

– Не слышал, – виноватым голосом сказал юноша и покраснел от осознания своей необразованности.

Ляля не выдала удивления и тем же спокойным голосом продолжила.

– Мопассану не нравилась Эйфелева башня. Он ее считал слишком пошлой. И единственным местом во всем Париже, где он мог спрятаться от нее, было кафе, находившееся в самой Эйфелевой башне, куда он, собственно, и ходил постоянно. Уникальный случай!

– Как интересно, – с восхищением сказал Вячеслав. – Расскажите еще о Париже, прошу вас.

– Погода, как и в Петербурге, – сплошной дождь. Вы, наверное, слышали, что Петр I построил Петербург, вдохновившись Европой. К примеру, каналы Петербурга он сотворил по подобию Венеции. А знаете, почему на Васильевском острове нет улиц, а только линии?

Вячеслав спрятал глаза бесстыдного двоечника, который всю школу проспал на последней парте.

– Потому что раньше на Васильевском острове были каналы. Я сама не люблю историю, – честно призналась Ляля. – Но как я могу не восхищаться человеком, который построил мой любимый город?

– Я слышал, что Петр I был великаном.

– Это правда. Он был ростом два метра и десять сантиметров.

Вячеслав был рад, что смог хоть как-то поддержать разговор.

– А почему вы сказали, что та строчка с шампанским ассоциируется у вас с Парижем?

– Да, простите меня. Я просто вспомнила Париж и свое первое впечатление от города. Да, я отчасти увидела в нем Петербург. А вам совсем забыла рассказать о том случае. Может быть, выпьем еще шоколада? – предложила девушка.

– С радостью, – сказал молодой человек, и они заказали себе еще по чашке ароматного напитка.

– Когда я сидела в ресторане на самом верху Эйфелевой башни с бокалом шампанского в руке, глядя с невообразимой высоты на величественный город любви и желаний, то почувствовала в себе самое настоящее счастье – биение сердца Франции. Понимаете, я хотела со всем миром поделиться своими ощущениями – и в тот самый момент я решила позвонить своей маме, сказать ей, что я ее люблю. Сказать, что счастлива в эту минуту. Сказать, что я бесконечно жива. Понимаете…

Ляля говорила с эмоцией. С сильной эмоцией.

– Понимаю.

– Я позвонила ей, она внимательно выслушала меня, а затем сообщила о смерти моего двоюродного дяди, – собеседница Вячеслава, побывавшая однажды в Париже, вдруг замолчала. – Я больше не хотела ни шампанского, ни биения сердца города, ни чуда. Особенно чуда! Мне хотелось одного – чтобы меня похоронили в ту секунду вместе с дядей.

Девушка закрыла «Источник».

– Я не скажу, что он был для меня очень родным человеком. Я его видела всего несколько раз в жизни и никогда с ним не поддерживала связь. Впрочем, как и она. Это была новость ради новости… Это было предательство, Вячеслав! Такое жестокое и бессердечное предательство. Я открыла самому родному человеку душу, ту загоревшуюся ярким светом звезду среди темного неба. А она безразлично заглянула в нее, в мою душу, а затем вылила всю грязь и черноту собственного мира, как из помойного ведра, на чистое полотно. Не осуждайте сейчас мою маму, Вячеслав! Осудите меня за то, что я поделилась с ней своим счастьем. Оно было не к месту, оно было не важно. Я шампанское в бокале оставила недопитым. С того времени я больше ни с кем не делюсь своим счастьем, чтобы мне не плевали в бокал.

– Сочувствую, – с понимающим видом сказал Вячеслав.

– Мне или дяде? – улыбнулось нежнейшее существо, чья грусть была так красива, что ее плечи еще больше хотелось обнять, а сердце – утешить. Закачать на руках и зацеловать.

– Нарциссу, которому разбили зеркало, в отражении которого тот любовался собой.

– Как поэтично! Благодарю, – сказала с почтением Ляля. – Нарцисс со временем приобрел еще одно зеркало.

– Вы так часто испытываете счастье?

– В последнее время – да. Я научилась находить счастье в утреннем кофе, сидя на бордюре Невского проспекта в пять тридцать утра, а не искать его в центре Парижа.

– Я бы хотел вместе с вами выпить кофе в пять тридцать утра, – сказал Вячеслав.